Феофано, византийская императрица. Феофано, византийская царица Феофано и ее любовники

императрица Священной Римской империи, жена императора Оттона II Рыжего, с 983 года регентша при сыне, императоре Оттоне III

Происхождение

Долгое время считалось, что Феофано - дочь императора Византии (либо Романа II и его жены Феофано, либо Константина VII Багрянородного). Однако не существует никаких упоминаний о её «порфирородности». Большинство источников не говорят о её царственном происхождении, а анналы Монте-Кассино говорят о Феофано как о племяннице императора Иоанна I Цимисхия .

Согласно современным исследованиям отцом Феофано был Константин Склир (греч. ???????????? ???????), брат знаменитого военачальника Варды Склира (ум. 991), несколько раз восстававшего против императора Василия II Болгаробойцы. Матерью Феофано была София Фокина (греч. ????? ???????), племянница императора Никифора II Фоки . Сестра Константина Склира, Мария Склирена (греч. ????? ?????????) была первой женой императора Иоанна I Цимисхия, который, таким образом, оказался дядей Феофано по браку.

Брак с наследником Священной Римской империи

О её детстве ничего не известно. Она получила хорошее образование, современники характеризовали её как скромную, красивую, умную, красноречивую и образованную девушку. Она свободно владела, наряду с родным греческим, латынью, позже быстро выучила немецкий язык. Она была знатоком античных мастеров, знала работы поэтов и мыслителей своего времени.

С 967 года император Священной Римской империи Оттон I Великий вёл с Византией переговоры о браке своего сына и наследника, Оттона II , коронованного в том же году императорской короной, с византийской принцессой Анной , дочерью императора Романа II. Для этого Оттон I был готов вернуть Византии подчинённую им Апулию. Однако только после убийства императора Никифора II Фоки в 969 году переговоры сдвинулись с мёртвой точки. Новый император, Иоанн I Цимисхий , был заинтересован из внутриполитических соображений в мире с Оттоном. В результате в 972 году стороны пришли к соглашению, по которому Оттон отказывался от Апулии, но сохранял Беневенто и Капую , за что его сыну была обещана рука византийской принцессы. Однако ей стала не Анна, а Феофано, племянница самого Иоанна.

В начале 972 года Феофано в сопровождении большой свиты и с дарами от византийского императора прибыла в Апулию, откуда в сопровождении специального посольства, посланного Оттоном I ей навстречу, была препровождена в Рим, где находился в это время двор императора. 14 апреля 972 года в Собор Святого Петра Феофано была обвенчана с Оттоном II папой Иоанном XIII , который также помазал и короновал её императорской короной.

Императрица

Во время правления мужа Феофано появлялась в документах как его соправительница («consors regni» или «coimperatrix»). Известно, что она постоянно сопровождала мужа в его походах и имела на него немалое влияние.

После смерти мужа 7 декабря 983 новым правителем империи стал их малолетний сын, Оттон III , коронованный на рождество 983 года в Ахене королевской короной. Поскольку Феофано и мать Оттона II, Адельгейда, ещё не вернулись из Италии, трёхлетнего короля временно передали на попечение архиепископа Кёльна Варина. О притязаниях на опеку над Оттоном сразу же заявили несколько человек, включая бывшего герцога Баварии Генриха II Сварливого, ближайшего родственника Оттона III по мужской линии. Генрих за восстание против Оттона II был лишён своих владений и отправлен в Утрехт под надзор епископа, но после смерти императора освободился и забрал у Варина маленького короля. Большинство знати первоначально поддержали Генриха, но после того, как он 23 марта 984 года был провозглашён своими сторонниками королём, образовалась группа знати во главе с архиепископом Майнца Виллигиса. В результате его стараний при поддержке саксонской знати Оттон III был передан матери, Феофано, которая вернулась из Италии.

(959-963) и Никифора II Фоки (963-969), мать императора Василия II Болгаробойцы (976-1025), его брата Константина VIII (1025-1028) и Анны , выданной замуж за великого князя Киевского Владимира Святославича .

Биография

Примечания

Литература

• Schlumberger, «Un empereur Byzantin au X siècle, Nicéphore Phocas» (П., 1890) и продолжение его: «L’Epopée Byzantine» (I, 1896).
• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : В 86 томах (82 т. и 4 доп.). - СПб. : 1890-1907.
• Молодая гвардия, 2004. - 356 с. - (Жизнь замечательных людей : Серия биографий; Вып. 1095 (895)). - 5000 экз. - ISBN 5-235-02660-8
• Лев Диакон. История . - М .: Наука , 1988. - ISBN 5-02-008918-4

Wikimedia Foundation . 2010 .

• Феофано (значения)
• Феофано (императрица Священной Римской империи)

Смотреть что такое "Феофано (императрица Византии)" в других словарях:

Феофано (императрица Священной Римской империи) - В Википедии есть статьи о других людях с именем Феофано. Феофано греч. Θεοφανώ лат. Theophanu … Википедия

Ирина (императрица Византии) - Ирина греч. Ειρήνη Императрица Ирина (миниатюра алтаря … Википедия

Феофано (значения) - Феофано (греч. Θεοφανώ) может означать: Феофано (ум. 895/897) жена императора Византии Льва VI Мудрого Феофано (ум. после 976) императрица Византии, жена императоров Романа II Молодого и Никифора II Фоки Феофано (956 991) императрица Священной… … Википедия

Реферат на тему:

Феофано (императрица Византии)

Феофано (греч. Θεοφανώ , X век) - византийская императрица, супруга двух императоров Романа II Молодого (959-963) и Никифора II Фоки (963-969), мать императора Василия II Болгаробойцы (976-1025) и его брата Константина VIII (1025-28) и Анны, выданной замуж за великого князя Киевского Владимира Святого . Её биография похожа на исторический роман: эта, по отзыву Льва Диакона, «наиболее прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью», была дочерью константинопольского шинкаря и первоначально носила имя Анастасо. Она увлекла молодого наследника престола, Романа, лишившегося своей малолетней, номинальной супруги Берты; вполне овладев его сердцем, Феофано достигла царского престола.

По смерти отца Романа, Константина Багрянородного, Феофано заставила Романа изгнать из дворца его сестер, образованных царевен, и заключить их в монастырские стены. Мать Романа, царица София, недолго переживала это горе. Преданный удовольствиям Роман царствовал недолго; по-видимому, ещё при жизни его Феофано завязала сношения с полководцем Никифором Фокой, и старый воин вполне поддался её чарам. По смерти Романа Феофано была провозглашена регентшей за своих малолетних сыновей; но скоро престолом овладел Никифор и женился на Феофано.

Против сурового и нелюдимого Никифора через 6 лет образовался заговор, во главе которого стала Феофано и её любовник, блестящий сподвижник Никифора, Иоанн Цимисхий. Никифор был зверски убит, Цимисхий овладел престолом. Но Феофано ошиблась в своём сообщнике, который немедленно изгнал её из дворца, по требованию патриарха, возмущенного их преступлением; Феофано была увезена из дворца в келью на голый остров (один из Принцевых), откуда она могла видеть свои прежние чертоги. Когда ей удалось бежать и скрыться за стенами св. Софии, её, мать малолетних императоров, вытащили из собора силой и отправили в отдаленный армянский монастырь; оттуда она была возвращена во дворец лишь по смерти Цимисхия, в 976 году. Разбитая постигшей её судьбой, она совершенно исчезает со страниц дворцовой истории.

1. По одной из версий Феофано также была матерью другой Феофано, выданной замуж за императора Священной Римской империи Оттона II, однако сейчас считается, что Феофано была племянницей по браку Иоанна Цимисхия. См. Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. - С. 182-183.

Литература

• Schlumberger, «Un empereur Byzantin au X siècle, Nicéphore Phocas» (П., 1890) и продолжение его: «L’Epopée Byzantine» (I, 1896).
• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). - СПб. : 1890-1907.
• Балакин В. Д. Творцы Священной Римской империи. - М .: Молодая гвардия, 2004. - 356 с. - (Жизнь замечательных людей: Серия биографий; Вып. 1095 (895)). - 5000 экз . - ISBN 5-235-02660-8

Среди византийских цариц Феофано почти так же знаменита, как Феодора. После того как лет пятнадцать назад Гюстав Шлюмберже в своей прекрасной книге сделал попытку оживить перед нами этот яркий и соблазнительный образ и рассказал ее романическую судьбу, эта забытая царица вдруг сразу вновь выступила на исторической сцене и до известной степени стяжала себе славу. Такие знаменитые писатели, как Мопассан, такие талантливые литераторы, как виконт де Вогюе, поддались очарованию этой красавицы, «взволновавшей мир столько же, сколько Елена, и даже больше» 16 , и даже в вымыслах романистов, как, например, у Гюг Леру, перед нами проходит «эта женщина красоты необычайной, с чертами камеи, заключавшими в своей гармонии силу, волнующую мир». В таком случае следует и нам дать место в нашей портретной галерее «великой грешнице, - по выражению Шлюмберже, - чары которой имели роковое влияние и которая последовательно возбудила к себе любовь трех императоров». По правде сказать - в этом приходится тотчас сознаться, - ее образ во многих отношениях останется для нас непроясненным, и мы заранее должны примириться с тем, что многое в этой загадочной и таинственной царице нам не известно. Когда молчат документы, нам кажется, что воображение, как бы изобретательно оно ни было, не имеет никакого права возмещать их молчание; если допустить такое вольное обращение с источниками, получится роман, но не история. Между тем Византия не есть вовсе, как это утверждает де Вогюе, «волшебная страна, край нетронутый и неизведанный»; это страна вполне реальная, и ее можно и должно постараться узнать научным образом. Возможно, что при таком способе исследования Феофано покажется менее живописной, чем ее обыкновенно изображают; но зато можно надеяться, что она предстанет перед нами в более истинном свете.

Откуда явилась она, эта знаменитая императрица, когда в конце 956 года вышла замуж за юного Романа, единственного сына царя Константина VII, наследника византийского престола? Никто этого не знает. Придворные летописцы, стараясь не уронить {147} славы династии, с важностью утверждают, что она происходила из очень старинной и очень родовитой семьи и что император и его жена были несказанно рады найти своему сыну жену из такого знатного рода. Если же доверять историкам менее пристрастным к Македонской династии, будущая царица была гораздо более скромного происхождения. Ее отец Кротир, родом из Лаконии, плебей темного происхождения, держал кабак в одном из бедных кварталов города; она сама до замужества называлась Анастасией, и даже проще - Анастасе; и только приблизившись к трону, получила она более звучное имя - Феофано, «что означало, - говорят ее панегиристы, - что она была Богом явлена и им избрана».

С одной стороны, она, во всяком случае, заслуживала это имя: красота ее была ослепительна, необычайна, божественна; «красотой и изяществом, - говорит один современник, - она превосходила всех женщин, какие только были тогда»; «красота ее, - пишет другой летописец, - была несравненна, являлась истинным чудом природы». Несомненно, этой-то красотой и пленила она Романа. Но где же она встретилась с ним? Как завладела им? Не известно, обязана ли она своей необычайной судьбой одному из состязаний в красоте, устраивавшихся обыкновенно в Византии, когда искали жену для царя, причем император и его близкие делали смотр самым красивым девушкам империи? Я вполне допускаю такое предположение. Не было ли, наоборот, между прекрасной плебейкой и наследником престола раньше любовной интриги, закончившейся браком? Приключения Феодоры показывают, что подобные вещи были возможны, и то, что известно о характере Романа, вовсе не исключает подобного предположения.

Роман был красивый юноша, высокий, широкоплечий, «стройный, как кипарис»; у него были прекрасные глаза, светлый цвет лица, приветливые манеры; речь его была вкрадчивая и обольстительная. Созданный, чтобы нравиться, он любил увеселения; страстный охотник, большой любитель всякого спорта, он все время был в движении и при своей могучей натуре крайне любил хорошо поесть и еще многие другие удовольствия. Окружая себя плохими людьми и поддаваясь дурным советам близких, он только и думал, что о приключениях и всяких забавных проделках, и плохо отплачивал за все старания и заботы, какие были приложены его отцом к его воспитанию.

Старый император Константин VII, такой строгий и благочестивый, всячески старался вложить свои добрые качества в своего сына. «Он его учил, - говорил летописец, - как царь должен говорить, ходить, держаться, улыбаться, одеваться, садиться», и после таких уроков он важно говорил юноше: «Если ты будешь при-{148}держиваться этих правил, ты долго будешь править империей ромеев». Для обучения своего наследника политике и дипломатии Константин VII, кроме того, написал несколько книг, показывающих большое знание дела и очень ценных для нас: О фемах и Об управлении империей. Но Роману было восемнадцать лет, и он нисколько не заботился о том, чтобы стать государственным мужем. Как бы то ни было, так как отец, в сущности, обожал его, он, конечно, не захотел ему препятствовать и уступил его желанию жениться на Феофано, не вдаваясь ни в какие подробности относительно ее рождения. Вскоре после этого брака, в 958 году, Феофано родила мужу сына, будущего Василия II, и этим молодая женщина еще более упрочила свое положение при дворе и увеличила свое влияние во дворце. Когда в октябре 959 года Константин VII умер, Феофано, естественно, вступила вместе с Романом II на престол. Ей было тогда восемнадцать лет, а юному императору двадцать один.

Что представляла в нравственном отношении эта молодая женщина, определить довольно трудно. Придворный летописец, которого я уже раньше цитировал, говорит о ней с полнейшим доброжелательством: «У нее было прекрасное тело, прелестное лицо и, безусловно, честная душа». Самый последний из историков Феофано, наоборот, подчеркивает, что она была «глубоко порочна, глубоко развращенна» и что эта соблазнительная чаровница, эта «коронованная сирена» была существом «бесстыдным и распутным». Это крайне грубые слова и крайне нелестные эпитеты, особенно если взять в расчет, что мы так мало знаем о ней. Впрочем, надо заметить, что уже в Византии среди современников и еще больше среди летописцев последующих веков о ней сложилась слава, вполне установившаяся, женщины страшной и роковой. Один историк рассказывает, что для того, чтобы скорее достичь престола, она покушалась, с согласия своего мужа, отравить императора, своего тестя. Другие историки передают, что, когда муж ее умер, прошел слух по всей столице, что это Феофано подлила ему яду. Если верить другим свидетельствам, она таким же способом отделалась от одного царя из семьи Романа Лекапина, казавшегося ей претендентом на престол и возможным соперником, и точно так же, говорят, отомстила она своему любовнику, Иоанну Цимисхию, когда тот покинул ее. Армянские летописцы доходят до того, что утверждают, будто «безбожная императрица» думала отравить собственных сыновей. В сущности, все эти россказни людей, живших вдали от двора, - а большая часть из них на сто или двести лет позднее того времени, когда царствовала Феофано, - имеют очень мало значения. В иных случаях эти злые сплетни опровергаются фактами; в других они кажутся слишком неправдоподобными {149}. И не следует при этом забывать еще одного: когда Феофано решила совершить преступление - это, во всяком случае, случилось раз в ее жизни, - она прибегла не к яду, а действовала смело, открыто, мечом.

Само собой разумеется, что, делая такие замечания, я отнюдь не имею намерения восстановить честь Феофано. Ее можно укорять в стольких достоверных и доказанных проступках, что представляется бесполезным увеличивать список ее преступлений эпитетами смутными и утверждениями, которые невозможно доказать. Нам она представляется главным образом честолюбивой, жадно стремящейся к власти и влиянию, способной для сохранения престола, на который она поднялась, на все, даже на преступление; часто она нам кажется интриганкой, иногда необузданной и страстной, всегда беззастенчивой; наконец, когда бывали затронуты ее интересы, ее честолюбие или мимолетные увлечения, она легко могла поступать обманным и коварным образом. Когда она достигла престола, влияние ее на Романа II было довольно значительно; она не могла допустить, чтобы кто-нибудь другой делил с ней это влияние. Не только были удалены все близко стоявшие к покойному царю, произведены перемены во всей высшей администрации, но первой заботой юной императрицы по восшествии ее на престол было удалить свою свекровь, царицу Елену, и пятерых золовок.

Это были прелестные царевны, наилучшим образом воспитанные обожавшим их отцом. В царствование Константина VII они иногда принимали даже участие в государственных делах; одна из них, Агафья, любимица старого императора, часто служила ему секретарем, и в приказах, как и среди чиновников, хорошо знали силу ее влияния. Это не могло быть по сердцу Феофано. Поэтому по распоряжению, которого она добилась от слабовольного Романа II, пятерым сестрам монарха было предложено удалиться в монастырь. Напрасно мать молила за них; напрасно молодые девушки, тесно обнявшись, просили о пощаде и плакали. Ничто не помогло. Одной царице Елене было разрешено остаться во дворце, где она и умерла в тоске несколько месяцев спустя. Ее дочери должны были покориться непреклонной воле, обрекшей их на иноческую жизнь, и из утонченной жестокости их даже разлучили одну с другой. Напрасно царевны еще раз возмутились. Когда по приказанию патриарха Полиевкта их волосы упали под ножницами, когда на них надели монашеское одеяние, они возмутились, совлекли с себя власяницы, объявили, что каждый день будут есть мясо. В конце концов Роман II приказал дать им то же содержание и разрешить тот же образ жизни, что и в Священном дворце. Тем не менее они навеки умерли для мира, и Феофано торжествовала. {150}

Из того, что она обошлась так с близкими родными, следует ли выводить, что она потом отравила своего мужа? «Большинство подозревает, - говорит один летописец, Лев Дьякон, - что ему был поднесен яд в гинекее». Это страшное обвинение ясно доказывает, на что считали современники способной Феофано, и действительно несомненно, что женщина, велевшая убить своего второго мужа, чтобы выйти замуж за третьего, легко могла бы отравить первого, чтобы выйти за второго. Несмотря на это и как ни важно свидетельство историка, обвинение это кажется совершенно нелепым. Прежде всего историки дали нам вполне удовлетворительное объяснение преждевременной смерти молодого императора, рано истощившегося от любви к удовольствиям и от всяких других излишеств, и тот же современник, припутывающий к этому делу яд, в другом месте говорит, что василевс умер от внутренних повреждений, случившихся после бешеной скачки. Но в особенности непонятно, какой интерес имела Феофано в гибели мужа. Она была императрица, она была всемогуща; она, кроме того, была в добрых отношениях с Романом, которому в течение шести с половиной лет замужества родила четырех детей; за два дня до смерти императора она родила дочь Анну. Зачем было ей отравлять царя, когда его смерть, оставляя ее одну с маленькими детьми, подвергала ее более, чем какие-либо другие обстоятельства, риску потерять внезапно столь любимую ею власть? Феофано была слишком умна, чтобы без причины подвергаться подобному риску.

Но следует обратить особое внимание на то, что в выше приведенных фактах нет ничего порочного, развратного или бесстыжего. Есть много данных предполагать, что молодая женщина вела себя безупречно, пока был жив Роман II. После смерти его она вышла замуж, главным образом по соображениям политическим, за человека лет на тридцать старше ее; в этом нет ничего особенно редкого или необычайного в жизни монархов или простых смертных; и не настаивая на том пункте, что это замужество являлось для Феофано, быть может, единственным средством сохранить престол для своих сыновей, во всяком случае, никак не следует порицать ее за то, что, по ее мнению, ради верховной власти стоило принести некоторые жертвы. Единственный важный упрек, какой ей можно сделать, это не то, что она пять лет спустя изменила этому старому мужу ради более молодого любовника - это явление прискорбное, но не удивительное, - а то, что она без всякого колебания, чтобы иметь возможность выйти замуж за любовника, решила избавиться от царя, своего мужа, путем страшного преступления. Но следует прибавить, что она жестоко искупила свое преступление. {151}

Когда 15 марта 963 года Роман умер почти внезапно, Феофано было двадцать два года. Она осталась одна с четырьмя детьми - двумя мальчиками и двумя девочками. Немедленно приняла она регентство и стала управлять от имени двух юных порфирородных: Василия, которому было тогда пять лет, и двухлетнего Константина; но положение ее было чрезвычайно трудное для женщины, особенно для женщины честолюбивой. Тут же при дворе находился всемогущий министр, паракимомен Иосиф Вринга, который деспотически управлял делами в царствование Романа и который мог легко подпасть искушению удалить регентшу, чтобы одному держать власть в своих руках в течение всего долгого малолетства маленьких василевсов. С другой стороны, во главе азиатской армии стоял победоносный полководец, честолюбие которого представляло для нее серьезную опасность, доместик схол Никифор Фока.

В описываемое нами время Никифор Фока был самым видным, самым популярным человеком в империи. Происходя из очень знатной аристократической каппадокийской фамилии, потомок целого ряда знаменитых военачальников, он блестящими победами еще увеличил свое обаяние и свою славу. У арабов ему удалось отнять Крит, утраченный сто пятьдесят лет тому назад; благодаря ему императорские знамена вновь появились в Киликии за пределами Тавра; он приступом взял большой город Алеппо и сломил гордость эмиров хамданидских в Сирии. Удивительный воин, искусный тактик, несравненный полководец, умевший говорить с войском и заставлять его всюду следовать за собой, куда бы только ни захотел повести его, он был кумиром солдат, с которыми делил все труды и все опасности. «Он жил только для войска», - справедливо заметил один из его биографов. Но не менее популярен был он и в Константинополе. Когда по возвращении из Критского похода он явился триумфатором на Ипподроме, город был поражен пышным блеском его торжественного шествия, «причем казалось, что все богатства Востока текут в цирк громадным, неиссякаемым потоком». Осыпанный не меньшими почестями, «чем в древние времена римские полководцы», несметно богатый и содержа в своих азиатских владениях громадное количество страстно преданных ему вассалов, он был всеми любим, им все восхищались; он считался единственным начальником, способным защищать империю против сарацин, и Роман II, умирая, отдал формальный приказ, чтобы за ним сохранено было главное командование армией.

Если в глазах политического деятеля такой человек мог казаться довольно опасным, надо сознаться, что в глазах молодой {152} женщины этот победоносный полководец не представлял ничего, что бы делало его сколько-нибудь похожим на героя романа. Никифору Фоке в 963 году было пятьдесят один год, и он не отличался красотой. Маленький, довольно толстый, с могучим торсом, коротконогий, он имел большую голову, лицо с загорелой темной кожей, обрамленное длинными черными волосами; у него был прямой нос, короткая, слегка уже седеющая борода, а из-под густых бровей черные глаза смотрели задумчиво и хмуро. Лиутпранд, епископ Кремонский, приехавший с посольством к его двору, сказал про него, что он был редкой дурноты, «с лицом, как у негра, до того черным, что, встретившись с ним ночью, можно было испугаться». При этом он был человек суровый и грубый, нрава меланхоличного и упорно молчаливого. С тех пор как он потерял жену и вследствие одного несчастного случая лишился единственного сына, он с страстным увлечением предался благочестию и мистицизму. Он дал обет целомудрия, не ел больше мяса, спал на жестком полу, как аскет, натянув на себя власяницу дяди своего Малеина, умершего монахом, прославившегося своей святостью; он любил проводить время с монахами. В духовные руководители себе он взял Афанасия, основателя древнейшего монастыря на Афоне, и, будучи не в состоянии обходиться без его советов, он всюду брал его с собой, даже на войну. В обществе этого святого человека он испытывал, подобно ему, стремление к отшельничеству и очень серьезно думал уйти из мира. Уж он велел себе строить келью при монастыре, сооружавшемся Афанасием на Святой горе (Афон). Аскет и воин, резкий, суровый и воздержный, жадный на деньги и бегущий всего земного, способный на милосердие, равно как и на коварство, Никифор Фока, подобно многим людям его времени, соединял в своей сложной душе самые неожиданные противоречия, и, что особенно замечательно, под его холодной внешностью таилось глубоко страстное сердце.

Был ли он честолюбив? Это очень трудно решить. Держа в своих руках преданное и победоносное войско, Никифор Фока мог при наступившем после смерти Романа II кризисе дерзнуть на все, и такое искушение было тем более велико, что интересы собственной безопасности, казалось, побуждали его поднять восстание. Полководец отлично знал, что Вринга его ненавидит и что он может всего опасаться от всесильного министра. Однако он сначала и шагу не сделал с этой целью как честный и благочестивый воин, озабоченный прежде всего тем, чтобы продолжать войну против неверных. И если он и решился наконец действовать в этом направлении, то главной причиной, побудившей его к тому, была Феофано. {153}

В истории отношений между Никифором Фокой и красавицей императрицей не следует видеть слишком много романического элемента. Несомненно, что, пока был жив Роман II, между доместиком схол и царицей не было ничего - ни симпатии, ни интриги. Но когда муж ее умер, регентша скоро поняла, что среди бесчисленных опасностей, угрожавших ей, этот полководец представлял из себя силу и что она могла этой силой воспользоваться, чтобы нейтрализовать честолюбие Вринги. Она поняла, что для упрочения за собой престола ей следовало иметь Никифора на своей стороне, и, конечно, такая хорошенькая и изящная женщина, как она, решила, что задача уж не из таких трудных. Как бы то ни было, по настоянию императрицы и несмотря на сопротивление первого министра, Фока был вызван в столицу, и, по-видимому, без большого труда царица заворожила его своей красотой и сделала своим сторонником. «Ни для кого не было тайной в Византии, - говорит Шлюмберже, - что пленительные чары восхитительной царицы произвели на простую душу сурового доместика восточных схол неизгладимое впечатление». Можно действительно предполагать, хотя современники мало говорят об этом, что, войдя сначала просто в деловые и служебные сношения с регентшей, Никифор скоро открыл свою любовь и прямо заявил, что готов на все, лишь бы заслужить ее. Ничто не дает права думать, что Феофано платила ему тем же: она никогда его не любила; но она почувствовала силу, какой он располагал, и всю выгоду, какую она могла извлечь из нее для своих интересов и для своего честолюбия. Из политических видов она поощряла его страсть, точно так же, как из политических видов позже вышла за него замуж.

Необходимо прибавить, что во время этого пребывания в Константинополе еще другие причины, и не менее положительные, присоединились к обаянию Феофано, чтобы вывести Никифора из его колебаний и неуверенности. Он узнал, что Вринга питает к нему неумолимую ненависть. Конечно, первый министр не мог отказать полководцу в новом и блестящем триумфе. Но возрастающая популярность Фоки тревожила государственного мужа, кроме того подозревавшего, как говорили, интригу, начинавшуюся между доместиком схол и регентшей. Напрасно с самой коварной дипломатией, столь свойственной византийцам, старался Никифор усыпить опасения паракимомена; он, между прочим, заявлял всем, кто только хотел его слушать, что самая дорогая мечта его - уйти в монастырь. Но Врингу трудно было провести. Он решил, что самое верное средство отделаться от этого соперника было выколоть ему глаза. К счастью для Фоки, когда его под каким-то предлогом позвали во дворец, у него явилось подозрение или, быть может, он {154} получил вовремя какое-нибудь дружеское предостережение; он бросился в Великий храм (Святую Софию) и стал молить о защите патриарха. Полиевкт имел разные недостатки: он был упрям, непримирим, ума несколько ограниченного и недальнозоркого, но он в то же время был смел, умел говорить ясно и определенно и не любил первого министра. Он отправился в Священный дворец, потребовал, чтобы немедленно собрали сенат, и высказался с такой энергичной откровенностью, что Никифору вновь возвратили командование армией, предоставив ему чрезвычайные полномочия, несмотря на противодействие Вринги. Доместик схол немедля покинул город и отправился в главный штаб армии в Кесарию. Он был господином положения.

В этой глухой борьбе и в этих интригах Феофано открыто не появлялась. Тем не менее более чем вероятно, что она помогала своему союзнику своим влиянием и всеми силами поддерживала патриарха Полиевкта в его вмешательстве. Точно так же при дальнейших событиях, когда в июле 963 года обстоятельства принудили Фоку действовать открыто, когда все более и более грозила ему опасность со стороны ненавистного Вринги, так что приходилось опасаться за свою жизнь, и он, несмотря на нежелание, дал войску провозгласить себя царем и в Кесарийском лагере надел пурпуровые туфли; когда, наконец, в августе 963 года он явился под стенами Константинополя и возмутившийся народ, прогнав Врингу и его друзей, отворил узурпатору ворота столицы, Феофано и тут не играла никакой заметной роли и, казалось, предоставила совершаться судьбе. Но на самом деле, если Никифор Фока стал честолюбивым, если затем, несмотря на свои колебания и упреки совести, он решился облечься в порфиру, любовь, внушенная ему красавицей императрицей, играла тут главную роль. И точно так же в трагические августовские дни 963 года, в то время как возмутившаяся толпа, словно «охваченная безумием», избивала стражу министра и уничтожала его дворец, в то время как патриарх Полиевкт и прежний паракимомен Василий явно направляли движение в пользу претендента, по всей вероятности, из глубины гинекея Феофано тайно сносилась с предводителями восстания. Хотя ее имя не было произнесено нигде, эта женщина, честолюбивая и интриганка, была душой только что совершившихся великих событий.

Как бы то ни было, 16 августа 963 года утром Никифор Фока торжественно вступил в Константинополь. Верхом, одетый в парадное императорское одеяние, он въехал в Золотые ворота, встреченный всем городом, приветствуемый кликами народа, провозглашавшего его спасителем империи и христианства. «Государство {155} требует, чтобы Никифор был царем, - кричала на пути его восторженная толпа. - Дворец ожидает Никифора. Войско требует Никифора. Мир ждет Никифора. Таковы желания дворца, войска, сената, народа. Господь, услышь нас! Многая лета Никифору!» Средней улицей он достиг форума Константина, где с благоговением принял причастие в церкви Богородицы; затем пешком, в торжественном шествии, в то время как впереди несли святой крест, он отправился в Святую Софию и, встреченный патриархом, со свечами в руках пошел поклониться святому престолу. Затем вместе с Полиевктом он взошел на амвон и торжественно был венчан на царство ромейское в качестве соправителя двух юных императоров, Василия и Константина. Наконец, он вошел в Священный дворец. Чтобы быть вполне счастливым, ему оставалось получить только обещанную его честолюбию награду, самую сладкую, надежда на которую вооружила и подняла его руку и руководила его шагами: ему оставалось только жениться на Феофано.

Некоторые летописцы уверяют, однако, что императрица была сначала удалена из дворца по приказанию нового владыки. Если этот факт верен, тут, несомненно, было притворство: уже несколько месяцев как соумышленники поладили между собой. Никифор - это не подлежит никакому сомнению - был страстно влюблен в молодую женщину, и, кроме того, интересы государства побуждали его вступить в брак, узаконивавший до известной степени его узурпаторство. Феофано, хоть и не испытывала, может быть, как это утверждают некоторые писатели, никакого восторга от этого нового брака, хорошо сознавала со своей стороны, что это было для нее единственным средством сохранить власть, а для этого она была готова на все. Поэтому обоим союзникам нетрудно было уговорить друг друга. 20 сентября 963 года в Новой церкви было торжественно совершено бракосочетание.

Никифор был вне себя от радости. Он возвращался к жизни. Он забывал свое воздержание, свои мистические грезы, свои обеты, весь охваченный счастьем, какое ему доставляло обладание Феофано. Но друзья его, монахи, не забыли прошлого, как он. Когда в своем уединении на Афоне Афанасий узнал об императорской свадьбе, он глубоко возмутился и, обманутый в своих надеждах, решил отправиться в Константинополь. Принятый императором, он с обычной своей откровенностью начал его бранить и резко укорять за нарушение данного слова и за соблазн, им учиняемый. Фока постарался успокоить монаха. Он объяснил ему, что не для своего удовольствия согласился на царство, поклялся, что думает жить с Феофано, как брат с сестрой; он обещал ему, что, как только государственные дела позволят, он уйдет к монаху в его монастырь {156}. К этим прекрасным словам он присоединил богатые дары, и Афанасий, несколько умиротворенный, возвратился на Святую гору.

В Константинополе удивление, вызванное этим браком, было не менее сильно, и скандал еще больше. Патриарх Полиевкт, как известно, был человек добродетельный, суровый, мало снисходительный к делам этого мира, от которого совершенно отошел, заботясь единственно о предписаниях и интересах церкви, которую он обязан был охранять, служа ей со смелостью неукротимой, с упорством неодолимым и со страшной искренностью. Когда он стал патриархом, он прежде всего сделал строгий выговор императору Константину VII, такому благочестивому, так почитавшему все, касавшееся религии; на этот раз его строгая и горячая душа обнаружилась еще более резким образом. Не потому, чтобы он почувствовал какую-нибудь неприязнь к Никифору или возымел намерение противодействовать узурпатору: во время революции 963 года он выказал себя крайне преданным Фоке и его поведение немало способствовало падению Вринги и успеху доместика схол. Но по церковным канонам он считал недопустимым брак вдового царя с царицей-вдовой; и самым решительным образом, когда в Святой Софии Никифор хотел, согласно своей привилегии императора, пройти в алтарь и приобщиться там святых тайн, патриарх не дал ему причастия и, в виде епитимьи за его второй брак, не разрешил ему причащаться в течение целого года. Как ни разгневался царь, он должен был смириться перед непреклонной волей патриарха.

Скоро встретилось новое затруднение. Полиевкту сообщили, что Никифор был крестным отцом одного из детей Феофано. По церковным правилам такого рода духовное родство являлось безусловным препятствием к браку - тогда ясно и определенно, без малейшего снисхождения, патриарх предоставил царю на выбор: или развод с Феофано, или отлучение от церкви. Для такого благочестивого человека, как Фока, подобная угроза являлась чрезвычайно важной. Однако плоть победила: Никифор отказался расстаться с Феофано, не задумавшись перед тем, что это могло вызвать страшный конфликт между государством и церковью. В конце концов, однако, состоялось соглашение. Явился один священник и под присягой показал, что восприемником царевича был Варда, отец императора, а не сам Никифор. Полиевкт ясно видел обман; но его все покинули, даже духовенство; он смирился перед необходимостью и сделал вид, что верит тому, что ему рассказали. В своей беде он не требовал даже, чтобы царь исполнил епитимью, наложенную на него за второй брак. Но царь тем не менее был глубоко уязвлен таким посягательством на его престиж, а также на его любовь. Никогда не мог он простить Полиевкту его неумест-{157}ного вмешательства, равно и Феофано навсегда затаила не меньшую злобу против патриарха. В конце концов это происшествие имело для императора и его жены очень неприятные последствия: даже через несколько лет после этого Лиутпранд, записавший все ходившие по Константинополю слухи, прямо уверял, что брак Никифора был кровосмешением.

Такой неравный брак, заключенный при таких скверных предзнаменованиях, сильно рисковал плохо кончиться, что и не замедлило случиться. И тут опять нам очень мало известны подробности интимной семейной жизни императорской четы в течение десяти лет; и роль Феофано, всегда скрытной и ловкой, открыто не проявлялась, и о ее закулисной деятельности можно только догадываться. Приходится примириться с тем, что мы можем уловить лишь общие очертания событий и заключительной трагической катастрофы.

Страстно влюбленный в Феофано, опьяненный ее ослепительной красотой, Никифор делал для нее, по краткому и осторожному выражению историка Льва Диакона, «более, чем приличествовало». Этот бережливый, суровый и строгий человек осыпал красавицу царицу великолепными подарками, чудесными одеяниями, редкостными драгоценностями; он окружал ее самой утонченной и ослепительной роскошью; дарил ей целое состояние в виде прелестных имений и изящных вилл. «Не было ничего, - говорит Шлюмберже, - достаточно дорогого, достаточно прекрасного, чего бы он не преподнес своей возлюбленной царице»; а самое главное, что он не мог обходиться без нее. Когда в 964 году он отправился в армию, он взял Феофано с собой в лагерь, и, быть может, в первый раз за всю свою долгую военную карьеру он вдруг прекратил начатый поход, чтобы скорее возвратиться к ней.

Но, в сущности, этот старый воин вовсе не был придворным человеком. После того, что он на короткий срок отдался страсти, война, его другая страсть, опять быстро овладела им, и он стал каждый год снова отправляться на границы своих владений, чтобы сражаться там с арабами, болгарами, русскими; и впоследствии он перестал брать с собой Феофано. Кроме того, он хотел по совести исполнять обязанности императора; а через это мало-помалу некогда столь любимый военачальник становился все менее и менее популярным. Народ, угнетаемый налогами, роптал; духовенство, привилегии которого Никифор сокращал, монахи, огромные земельные богатства которых он собирался уменьшить, не скрывали своего недовольства; патриарх стоял в явной оппозиции к императору {158}. В столице начались возмущения. Чернь раз принялась поносить Никифора, бросать в него камнями; и, несмотря на удивительное хладнокровие, выказанное им при этом, еще немного, и он поплатился бы тут жизнью, если бы приближенные вовремя не увлекли его. Наконец, его снова охватили приступы мистической религиозности, не дававшей ему прежде покоя, он становился печальным, не хотел более спать на своем императорском ложе, а ложился на пол, на шкуру пантеры, куда клали пурпуровую подушку, и опять он носил власяницу дяди своего Малеина. На душе у него было смутно, тревожно; он боялся за свою жизнь и превратил в крепость Вуколеонский дворец. Несомненно, он продолжал обожать Феофано и оставался, более чем это позволяли благоразумие и осторожность, под ее сладким и тайным влиянием. Но между суровым воином и изящной царицей контраст был слишком велик. Он надоедал ей, и она скучала. Отсюда должны были произойти важные последствия.

У Никифора был племянник Иоанн Цимисхий, человек сорока пяти лет, маленького роста, но хорошо сложенный и чрезвычайно изящный. Цвет лица у него был белый, глаза голубые, белокурые золотистые волосы, ореолом обрамлявшие лицо, рыжая борода, тонкий прелестный нос и смелый взгляд, ничего не страшившийся и ни перед кем не опускавшийся. При этом сильный, ловкий, живой, щедрый, блестящий, кроме того, несколько склонный к кутежам, он был бесконечно обольстителен. Среди скуки, в какой проходили дни Феофано, он, естественно, не мог ей не понравиться. И вот тут-то страсть довела ее до преступления. Цимисхий был честолюбив; кроме того, он в это время был крайне раздражен вследствие только что постигшей его немилости; из-за одного случая на войне он был отставлен императором от должности доместика схол Востока, и ему было поставлено на вид, что он должен удалиться в свои поместья; тогда он только о том и стал думать, как бы отомстить за незаслуженное, по его мнению, оскорбление. Феофано со своей стороны более чем тяготилась Никифором; прежнее согласие супругов заменилось озлоблением, подозрительностью; при этом императрица дошла до того, что делала вид, будто опасается со стороны мужа возможности покушения на жизнь своих сыновей. А самое главное, она больше не могла выносить разлуки со своим любовником; действительно, Цимисхий был, по-видимому, большой и несомненно единственной настоящей любовью ее жизни. При подобных условиях она незаметно дошла до мысли об ужасном преступлении.

С тех пор как Никифор вернулся из Сирии, с начала 969 года, его тревожили мрачные предчувствия. Он чувствовал, что вокруг {159} него ковались тайные козни. Смерть его отца, старого кесаря Варды Фоки, еще усилила его тоску. Однако он все продолжал любить Феофано. Коварным образом императрица воспользовалась своим влиянием, чтобы вернуть ко двору Цимисхия. Она поставила императору на вид, как обидно лишаться услуг такого человека, и крайне искусно, чтобы рассеять всякие подозрения, какие могла бы возбудить в Никифоре слишком явная симпатия к Цимисхию, она уверяла, что желала бы женить его на одной из своих родственниц. Как всегда, царь уступил желаниям своей жены. Она только того и хотела. Цимисхий появился вновь в Константинополе; благодаря ловко устроенному соучастию приближенных любовники виделись в самом дворце, в то время как Никифор ровно ничего не подозревал, и совещались, как подготовить заговор. Имелось в виду убить царя. Среди недовольных военачальников Цимисхий легко нашел себе соучастников; между заговорщиками, Цимисхием и императрицей, происходили частые совещания; в конце концов при содействии гинекея вооруженные люди были впущены во дворец и спрятаны в покоях августы.

Это было в первых числах декабря, рассказывает Лев Диакон, оставивший нам потрясающее описание этой драмы. Убийство было назначено с десятого на одиннадцатое, в ночь. Накануне этого дня несколько заговорщиков, переодетых женщинами, проникли с помощью Феофано в Священный дворец. На этот раз император получил таинственное предостережение, и Никифор велел одному из своих офицеров обыскать всю женскую половину дворца; но оттого ли, что плохо искали, оттого ли, что не хотели ничего найти, не обнаружили ничего и никого; тем временем наступила ночь; ждали только Цимисхия, чтобы нанести удар. Тогда на заговорщиков напал страх: вдруг император запрется у себя в комнате, и придется ломать дверь; вдруг он проснется от шума, и тогда пропало все дело? Тут Феофано с ужасающим хладнокровием взялась устранить это препятствие. Поздним вечером она пошла к Никифору в его покой и стала дружески с ним разговаривать; затем под предлогом повидать еще некоторых молодых болгарок, бывших в гостях во дворце, она вышла, говоря, что скоро вернется, и прося мужа оставить дверь к нему отпертой: она сама запрет ее, когда вернется. Никифор согласился, и, оставшись один, он немного помолился, а затем уснул.

Было приблизительно одиннадцать часов вечера, шел снег, и на Босфоре бушевала буря. В маленькой лодке Иоанн Цимисхий подплыл к пустынному берегу, тянувшемуся под стенами императорского дворца Вуколеона. В корзине, к которой прикреплена была веревка, его подняли в окно гинекея, и заговорщики, предводительствуемые {160} своим начальником, проникли в комнату монарха. Тут произошло минутное замешательство: кровать была пуста. Но один евнух гинекея, знавший привычки Никифора, указал заговорщикам на царя, лежавшего в углу комнаты и спавшего на шкуре пантеры. С бешенством кинулись на него. Разбуженный шумом, Фока приподнялся, но один из заговорщиков в тот же миг страшным ударом меча рассек ему голову от макушки до бровей. Обливаясь кровью, несчастный кричал: «Богородица, спаси меня!» Не слушая этих воплей, убийцы поволокли его к ногам Цимисхия, и тот стал осыпать его бранью, одним грубым движением вырвал ему бороду; и по примеру начальника все набросились на несчастного, уже хрипевшего и полумертвого. Наконец, одним ударом ноги Цимисхий повалил его и, обнажив меч, нанес ему страшный удар по голове; еще один, последний удар, нанесенный другим убийцей, прикончил несчастного. Император упал мертвым, весь залитый кровью.

На шум борьбы прибежала наконец дворцовая стража, но было уже поздно. Ей в окно показали освещенную факелами отрезанную и окровавленную голову царя. Это трагическое зрелище сразу положило конец всяким попыткам к сопротивлению. Народ сделал, как императрица: он предался Цимисхию и приветствовал его как императора.

Феофано, все это подготовившая, словно за руку ведшая убийц, вполне рассчитывала воспользоваться убийством. Но история бывает иногда поучительна, и царица скоро испытала это на себе.

Еще раз патриарх Полиевкт проявил свою неукротимую энергию. Он был в открытой ссоре с покойным царем; однако, когда Цимисхий явился у дверей Святой Софии, чтобы в Великом храме возложить на свою голову императорскую корону, непреклонный в своем решении патриарх отказался впустить его, как обагренного кровью своего родственника и господина, и заявил ему, что он никогда не войдет под священные своды, покуда убийцы не будут наказаны и Феофано изгнана из дворца. Между троном и любовницей Цимисхий не колебался ни минуты. Бесстыдным образом он стал отрицать свое участие в преступлении и для лучшего своего оправдания, согласно приказанию Полиевкта, выдал своих соучастников и пожертвовал Феофано. Она мечтала выйти замуж за человека, которого любила, разделить с ним столь дорогую ей власть, но сам любовник ее решил ее падение; он отправил ее в ссылку на Принцевы острова, в один из монастырей острова Проти. {161}

Но с такой энергией, какая была у нее, и с сознанием своей красоты - Феофано было тогда не больше двадцати девяти лет - она не хотела мириться со своим несчастьем. Несколько месяцев спустя она бежала из своей тюрьмы и бросилась искать убежища в Святой Софии. Рассчитывала ли она на привязанность к ней своего любовника? Надеялась ли она на то, что раз первые затруднения будут устранены, благодарный Цимисхий вновь возьмет ее к себе? Льстила ли она себя надеждой покорить его вновь одним взглядом своих прекрасных глаз? Возможно; но всемогущий министр, руководивший делами при новом царе, паракимомен Василий, помешал смелой попытке соблазнительной царицы. Без уважения к святости места он схватил ее в Великой церкви и решил, что она будет отправлена в Армению, в более далекую ссылку. Она добилась только того, что перед отъездом увидала еще, в последний раз, человека, для которого пожертвовала всем и который ее покинул. Это последнее свидание - паракимомен из предосторожности присутствовал на нем в качестве третьего лица - было, по-видимому, крайне бурно. Феофано осыпала Цимисхия жестокой бранью, затем в припадке бешенства она бросилась с кулаками на министра. Ее пришлось силой увести из зала, где происходила аудиенция. Жизнь ее была кончена.

Что сталось с ней в ее печальном изгнании? Что выстрадала она в отдаленном монастыре, где влачила свое существование далеко от великолепия и блеска двора, далеко от изящной роскоши Священного дворца, нося в сердце всю горечь обманутых надежд, все сожаленье о своей утраченной власти? Не известно. Во всяком случае, если она была виновна, то жестоко искупила свое преступление. Она томилась в уединении шесть лет, до дня смерти Цимисхия. Когда это случилось, в 976 году, ее призвали вновь в Константинополь к ее сыновьям, получившим теперь действительно верховную власть. Но потому ли, что гордость ее была разбита и честолюбие умерло, потому ли - и это вероятнее,- что паракимомен Василий, остававшийся всемогущим, поставил это условием ее возвращения, она, по-видимому, не играла больше никакой роли в государстве. Она умерла не заметно во дворце, не известно даже когда, и, таким образом, до самого конца судьба этой честолюбивой, соблазнительной и развращенной царицы останется до известной степени загадочной и таинственной. {162} В скобки помещены номера страниц (окончания) оригинального издания.

Примечания:
16 Vog -é. Regards historiques et littéraires, p. 189.

супруга двух императоров Романа II Молодого (959 - 963) и Никифора II Фоки (963 - 969), мать императора Василия II Болгаробойцы (976 - 1025) и его брата Константина VIII (1025-28), мать также Ф., императрицы германской, и Анны, выданной за нашего Владимира св. Ее биография похожа на исторический роман: Эта, по отзыву Льва Диакона, "наиболее прекрасная, обольстительная и утонченная женщина своего времени, одинаково выделявшаяся своей красотой, способностями, честолюбием и порочностью", была дочерью константинопольского шинкаря и первоначально носила имя Анастасо. Она увлекла молодого наследника престола, Романа, лишившегося своей малолетней, номинальной супруги Берты; вполне овладев его сердцем, Ф. достигла царского престола. По смерти отца Романа, Константина Багрянородного, Ф. заставила Романа изгнать из дворца его сестер, образованных царевен, и заключить их в монастырские стены. Мать Романа, царица София, не долго пережила это горе. Преданный удовольствиям Роман царствовал недолго; по-видимому, еще при жизни его Ф. завязала сношения с полководцем Никифором Фокой, и старый воин вполне поддался ее чарам. По смерти Романа Ф. была провозглашена регентшей за своих малолетних сыновей; но скоро престолом овладел Никифор и женился на Ф. Против сурового и нелюдимого Никифора через 6 лет образовался заговор, во главе которого стала Ф. и ее любовник, блестящий сподвижник Никифора, Иоанн Цимисхий. Никифор был зверски убит, Цимисхий овладел престолом. Но Ф. ошиблась в своем сообщнике, который немедленно изгнал ее из дворца, по требованию патриарха, возмущенного их преступлением; Ф. была увезена из дворца в келью на голый остров (один из Принцевых), откуда она могла видеть свои прежние чертоги. Когда ей удалось бежать и скрыться за стенами св. Софии, ее, мать малолетних императоров, вытащили из собора силой и отправили в отдаленный армянский монастырь; оттуда она была возвращена во дворец лишь по смерти Цимисхия, в 976 г. Разбитая постигшей ее судьбой, она совершенно исчезает со страниц дворцовой истории. См. Schlumberger, "Un empereur Byzantin au X siècle, Nicéphore Phocas" (П., 1890) и продолжение его: "L"Epopée Byzantine" (I, 1896).

• - чудотворная икона Пресвятой Богородицы. Явилась в 732. Перед этой иконой Петр I приносил благодарственные молитвы Господу после Полтавской битвы...

  Русская энциклопедия

• - - получила назв. от антич. г. Византий, на месте к-рого основана ее столица Константинополь - ср.-век. феод. госуд. Вост. пров. Римской империи, включ...

  Древний мир. Энциклопедический словарь

• - , получила назв. от античного г. Византии, на месте которого основана ее столица Константинополь - Ср.-век. феодальное государство...

  Словарь античности

• - греч. литра визант. эпохи. В В. л. можно различить, исходя из авторов сочинений, стилистич...

  Словарь античности

• - музыка греческо-католич. церкви, основанная на др.-христ. и ближне-вост. традициях, богатая гимнами и псалмами, имеющими более глубокие корни, чем в римско-католич. литургии...

  Словарь античности

• - ВИЗАНТИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА - литература Византийской империи, среднегреческая по языку...

  Литературная энциклопедия

• - создавалась на греческом языке в условиях «ромейского» государства с центром в Константинополе, самосознание и формы которого были непосредственно преемственными по отношению к поздней Римской империи...

  Энциклопедия культурологии

• - первый в истории великий стиль купольной архитектуры, существовавший на огромной территории, находившейся под властью Византийской империи, а также в сфере ее политического и культурного влияния...

  Энциклопедия Кольера

• - восточная часть Римской империи, пережившая падение Рима и утрату западных провинций в начале Средних веков и просуществовавшая до завоевания Константинополя турками в 1453...

  Энциклопедия Кольера

• - культура Византии...

  Советская историческая энциклопедия

• - Историч. условия и сложный пёстрый этнич. состав населения определили многообразие интонацион. строя, жанров и форм В. м. Истоки В. м. восходят к перс., коптской, евр., арм. песенности,...

  Музыкальная энциклопедия

• - византийская царица, супруга двух императоров Романа II Молодого и Никифора II Фоки, мать императора Василия II Болгаробойцы и его брата Константина VIII , мать также Ф., императрицы германской, и Анны, выданной за...
• - супруга двух императоров Романа II Молодого и Никифора II Фоки, мать императора Василия II Болгаробойцы и его брата Константина VIII , мать также Ф., императрицы германской, и Анны, выданной за нашего Владимира св. Ее...

  Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

• - Феофано, или Феофания - супруга византийского императора Льва VI Философа. Канонизована церковью как идеал супруги и христианской царицы-подвижницы. Дочь знатных родителей, Ф. получила наилучшее образование...

  Энциклопедический словарь Брокгауза и Евфрона

• - ...

  Орфографический словарь русского языка

• - Девица, девица! А где ваша царица? - Наша царица ушла в городы, по ваши головы...

  В.И. Даль. Пословицы русского народа

"Феофано, византийская царица" в книгах

Византийская игра

Византийская игра Т. Фельгенгауэр: - Здравствуйте, Александр Андреевич. Радостно, что вы вернулись. У нас тут много всего за ваше отсутствие произошло. Но давайте все-таки про более свежие события поговорим, а потом уже про…А. Проханов: - Про более протухшие.Т.

Византийская мозаика

Византийская мозаика Мозаика в Софийском соборе КонстантинополяВ южной галерее константинопольской Софии сохранилась мозаика, фрагменты которой уже встречались по ходу рассказа. Константин Мономах и Зоя со святыми дарами, а между ними - Иисус Христос. Мозаика эта

Византийская эпоха

Византийская эпоха 324 г. – основание (8 ноября) Константинополя (второе основание Византия) императором Константином330 г. – освящение (11 мая) Константинополя395 г. – император Феодосий I приказывает прекратить почитание любых нехристианских культов и проведение

5. Византийская проблематика