По мнению оригена божественное творение. Пятый вселенский собор и осуждение оригенизма

- (Origenus) (ок. 185 253 или 254) христианский теолог, философ и ученый, представитель ранней патристики. Изучал антич. философию (по некоторым сведениям, в школе Аммония, из которой вышел также Плотин). С 217 возглавлял христианскую школу в… … Философская энциклопедия

- (ок. 185 ок. 254 гг.) глава христианской школы в Александрии Не следует молиться о пустяках. Вся жизнь христианина должна быть непрерывной великой молитвой. Каждый, кто спасся от влияния порчи человеческой жизни, каждый, кто не сожжен грехом (…) … Сводная энциклопедия афоризмов

Ориген, Origenes, ок. 185 ок 254 гг. н. э., греческий философ и теолог. Прекрасный знаток Библии и греческой философии. Родился в Александрии, учился в катехистической школе под руководством Климента Александрийского, слушал лекции неоплатоника… … Античные писатели

- (около 185 253/254), христианский теолог, философ, филолог, представитель ранней патристики. Жил в Александрии. Оказал большое влияние на формирование христианской догматики и мистики. Соединяя платонизм с христианским учением, отклонялся от… … Современная энциклопедия

- (ок. 185 253/254) христианский теолог, философ, филолог, представитель ранней патристики. Жил в Александрии. Оказал большое влияние на формирование христианской догматики и мистики. Соединяя платонизм с христианским учением, отклонялся от… … Большой Энциклопедический словарь

- (ок. 185 254) христианский теолог, философ, ученый, представитель ранней патристики. Один из восточных Отцов Церкви. Основатель библейской филологии. Автор термина ‘богочеловек’. Учился в Александрийском христианском училище Климента… … История Философии: Энциклопедия

- (ок. 185 ок. 254), раннехристианский богослов и писатель, сын мученика Леонида. Родился в Александрии в Египте. Учился у Климента Александрийского, которого он, будучи 18 лет от роду, сменил в качестве главы Александрийской катехетической школы.… … Энциклопедия Кольера

- (около 185 253/254), христианский богослов, философ, филолог, представитель ранней патристики. Жил в Александрии, где с 217 возглавлял христианскую школу. Во время гонений на христиан при императоре Деции брошен в тюрьму и подвергнут пыткам, от… … Энциклопедический словарь

Ориген - – знаменитый философ богослов христианства, сын грека Леонида, казненного при импер. Септимии Севере, род. в г. Александрии около 185 года. Уже юношей О. преподавал в прославленной александрийской школе риторику и грамматику, где ему… … Полный православный богословский энциклопедический словарь

- (греч. Ōrigénēs) (около 185, Александрия, 253 или 254, Тир), христианский теолог, философ и учёный, представитель ранней патристики (См. Патристика). Родился в семье христианина, позднее казнённого за свои убеждения. В молодости… … Большая советская энциклопедия

После гностицизма, который имел внехристианское происхождение и был только приспособлен к христианскому учению, следующая за ним философская система явилась уже порождением христиан. Эта первая систематически разработанная система появилась в александрийской школе Катехетов в первой половине III в. и была создана Оригеном.

Источники. В то время как на гностицизм сильно влияли верования азиатского Востока, система Оригена зависела прежде всего от греков: он стремился к выражению христианства с помощью понятий греческой философии. В то время как на апологетов сильное влияние оказали стоики, у Оригена явно преобладало влияние Платона. Главным посредником между греческий наукой и христианским учением был для Оригена Климент из Александрии, признанный знаток греческой философии. На Оригене также отразились синкретические доктрины, которые в то время преобладали в Александрии. Образец этих доктрин дал Филон. С Плотином же Ориген имел общего учителя - Аммония Сакка. Философские системы Плотина и Оригена появились в одно время и исходили из одних и тех же источников. Вторым источником философской системы Оригена была работа, которая была проведена ранними христианскими писателямиапологетами.

Предшественник. Климент (Тит Флавий Климент) из Александрии (род. примерно в середине II в., ум. ок. 215 г.) был, повидимому, с 189 по 202 г. преподавателем христианской школы в Александрии, которую оставил во время преследований христиан. Его работы состоят из трех разделов: «Увещевание язычникам» (195 г.), в ней обсуждаются заблуждения варваров; «Педагог», написанная достаточно кратко, работа впоследствии представляла собой христианское учение о морали; «Строматы» - афористически написанная работа, которая развивала основные положения христианского учения, представленного не как вера, а как знание, полностью соответствовала античной философии. Убежденность в этом позволила Клименту щедро использовать идеи этой философии. Он был философски несамостоятелен и эклектичен, но, однако, ему удалось создать программу христианского учения, и он много сделал для того, чтобы греческая интеллектуальная культура стала применяться при формировании христианской философии.

Его программу выполнил Ориген: на основе веры, которая дает факты (как это было сформулировано позже), рн стремился получить знание, которое эти факты объясняет.

Жизнь Оригена. Ориген (185/186-254 гг.), прозванный Адамантом за свой упорный труд, был самым прославленным и самым влиятельным христианским теологом Востока. Он происходил из Александрии, родился в семье христиан. Был учеником Климента, но слушал также Аммония Сакка. Очень рано познакомился как с библейскими произведениями, так и с философскими греческими работами Платона, неопифагорейцев и стоиков. В восемнадцать лет начал учиться в школе Катехетов, а в 201-231 гг. возглавлял эту школу. Обвиненный в ереси и осужденный александрийским синодом, был лишен должности и в 232 г. изгнан из Александрии. Впоследствии жил в Кесарии, где основал школу, которая быстро получила известность.

Произведения. Основное произведение Оригена носило название «О принципах» и было написано между 220 и 230 гг., явившись первой попыткой систематического изложения всей совокупности истин веры. Среди философских работ Оригена важной является работа «Против Цельса» (246- 248 гг.), написанная в ответ на обвинения, выдвинутые этим платоником против христианства.

Взгляды. 1. Логос. Ориген обосновал соответствие откровения, на которое опирается вера, разуму, на который опирается знание, соответствие учения об откровении христиан с учением о разуме греков. Исходя из этого принципа и используя греческие связи, он построил здание христианского знания.

Христианские принципы достаточно просто соотносились с тем религиозно окрашенным взглядом на мир, который был распространен среди александрийских греков III в. Но был один пункт, который разделял Писание и философию: это учение о приходе в мир Богачеловек а. Если бы не это обстоятельство, христианская философия могла бы воспринять систему варваров или александрийских иудеев, неопифагорейцев или Филона. Между тем, оперирующий только самими абстракциями александрийский идеализм должен был быть приспособленным к этому факту, содержащемуся в Библии.

С помощью какого понятия философия, для которой Бог и человек были острым противоречием, могла воспринять Богачеловека? Для этой цели подходило только одно понятие - понятие Логоса, которое в греческих и иудейских спекуляциях являлось опосредующим звеном между Богом и человеком.

Концепция Логоса, введенная в христианское учение для обоснования Богачеловека, вместе с тем использовалась для разрешения метафизических проблем, прежде всего отношения Бога к миру. Уже у некоторых апологетов возвышенное понимание Бога склоняло их к отрицанию того, что Бог является творцом мира, поскольку совершенная причина не может иметь несовершенных следствий. По примеру нехристианских александрийских философских систем, в соответствии с которыми мир с помощью Логоса выделился из Бога, Логос ив христианских философских системах стал п осредником в творении: не БогОтец, а СынЛогос является непосредственным творцом мира. Таким образом, эта философская система не многим отличалась от варварских александрийских философских систем и гностицизма; Христос оказался включенным в иерархическую систему как одна из гипостаз, как этап в выделении мира из Бога. Он стал пониматься как Бог, однако не первичный, поскольку может стать телесным и войти в изменяющийся мир, в то время как БогОтец остается неизменным и внемировым бытием.

В соответствии с этими метафизическими спекуляциями на второй план отошла жизнь Христа, которая составляла их исходный смысл; сотериологическая роль Христа была замещена космологической, из спасителя мира он превратился в его метафизический элемент. В этом переосмыслении факта Евангелия в метафизическую спекуляцию принимали участие многие из христианских писателей, но больше всего - Ориген.

2. Бог и мир. Философская система Оригена состояла и з трех частей:!) Бог и Его откровение в творении; 2) падение сотворенного и 3) возвращение с помощью Христа к исходному состоянию. Рамки системы, следовательно, были эллинистическими, типично александрийской была схема падения и возвращения, но в эти рамки было включено христианское содержание - искупление с помощью Христа.

A) Бог, в концепции Оригена, был далеким и абстрактным, высшим из всего того, что известно, и поэтому непонятным по своей сущности и познаваемым лишь через отрицание и опосредование, в противоположность обыденным вещам, которые разнородны, изменяемы, конечны и материальны. Бог же является единым, неизменным, бесконечным, нематериальным. К этим повсеместно признанным среди александрийских философов характеристикам Бога Ориген добавил другие, собственно говоря, христианские качества: Бог есть доброта и любовь.

Б) Христос-Логос является для Оригена гипостазой бытия, «вторым богом» и первой ступенью в процессе перехода от Бога к миру, от единства к множеству, от совершенства к несовершенству. ХристосЛогос выделился из Бога, и, в свою очередь, из него выделился мир; он является творцом мира. В этой спекулятивной теории Логоса содержится наиболее возбуждающая интерес точка зрения оригенизма - особая христианская вера сведена здесь к обобщенной концепции эллинистических философов. Однако оригеновская концепция Логоса обладала собственно христианскими чертами: в соответствии с ними Логос был не только творцом мира, но и его спасителем.

B) Мир появился целиком из Бога. Не только

души, которые являются его наиболее совершенной частью, но даже и материя (вопреки гностикам) является божественным творением, следовательно, он был сотворен из ничего. Однако, будучи сотворенным,- по идее греческой философии,- он вечен ив силу этого не имеет начала, так же как и Бог. Либо - таким образом Ориген аргументировал вечность мира - с тех пор как существует Бог, должно существовать и поле его деятельности. Мир является вечным, но не вечен ни один из его видов: тот определенный мир, в котором мы живем, когдато появился и когданибудь погибнет для того, чтобы уступить место новому. Наш мир отличается от всех других миров, поскольку только в нем Логос становится человеком.

3. Падение и спасение душ. Души появились вместе с материальным миром и сотворены от века. Они не только бессмертны, но и вечны; они имеют, по представлениям Платона, преэкзистенцию. Чертой сотворенных душ является свобода. В то же время добро не присуще их природе: исходя из своей свободы они могут быть использованы как для добра, так и для зла. Природа всех душ одинакова, если одна из них является высшей, то другие - низшими, если есть между ними добро и зло, то это следствие их свободы: одни используют ее, чтобы пойти за Богом, другие - нет; в целом же, ангелы пошли за Богом, а люди - против него. Их падение явилось переломным моментом в истории мира, поскольку Бог принизил души и, принижая, соединил их с материей. В любом случае сила Бога преобладает над материей и злом, и с помощью Логоса все души будут спасены. После отлучения от Бога наступил второй период в истории мира: возвращение к Богу, поскольку зло в конечном счете только негативно и только отвращает от Бога, от совершенства и полноты бытия; чтобы этого избежать, необходимо души обратить к Богу. Путь обращения идет через познание; в этом выражался греческий интеллектуализм, который был отражен Оригеном. По его мнению, познание содержится в христианском учении. По аналогии с варварскими александрийскими системами, Ориген утверждал, что концом истории мира будет апокатастаз, или всемирный поворот к первичному источнику, к Богу. Эта перспектива поворота к совершенству и счастью придавала системе Оригена определенный оптимизм.

Сущность философии Оригена. В философской системе Оригена христианская истина впитала в себя черты александрийского неоплатонизма. Идеалом философской системы является монизм: достижение единства между Богом и миром. Средством же был градуализм: введение опосредованных ступеней и прежде всего Логоса. Оригенизм был равнозначным явлением по сравнению с филонизмом: то, чем для иудеев была система Филона, а для греков - философская система Плотина, тем для христиан была философская система Оригена. Христианская философия, построенная по александрийской схеме и, возможно, наименьшим образом от нее отличающаяся,- это и есть оригенизм.

В частности, концепцию Оригена формировали: теория христианства - как знания; Бога - как неизменного и непознаваемого бытия; Христа - как Божественного Логоса и как творца мира; мира - как вечного; души - только в случае падения соединенной с телом; зла - как отвращения от Бога; истории мира - как падения и обращения духов, спасения, получаемого посредством познания; конца истории - как апокатастаза. При целостном принципиальном неоплатонизме этой философской системы в ней проявились, однако, собственно христианские черты: так, например, вопреки античному универсализму, формировалось более индивидуальное понимание мира, а вопреки детерминизму - убеждение в свободе духа.

Оппозиция против оригенизма и его влияние. Эта философская система также оказалась несоответствующей усилиям христианского учения. Апологеты нашли решения для отдельных проблем христианской философии, но соединение проблем в философскую систему, на что решился Ориген, уводило в сторону от правоверного учения. Представители церковной традиции были вынуждены выступить против учения Оригена. Первым его осудил епископ Теофил в Египте; этот факт впоследствии сыграл значительную роль в истории теологии и христианской философии. Наиболее решительным и деятельным противником оригенизма проявил себя епископ Мефодий (ум. в 311 г.). Он отрицал вечность мира, преэкзистенцию душ, естественное равенство всех духов, спекулятивную теорию падения человека, трактовку тела как узилища души. В Риме взгляды Оригена были осуждены в 399 г. В завершение всего V Собор подтвердил его отрешение.

Несмотря на это, влияние Оригена было очень сильным. Все более поздние системы греческой патристики находились в общей конструктивной зависимости от его воззрений, хотя и высказывали гетеродоксальные взгляды. Прежде всего к последователям Оригена принадлежали Отцыкаппадокийцы. Он был образцом в стремлении к системе и в согласовании христианской истины с выводами философии. Все то, что в более поздней христианской философии было неоплатонизмом, явилось только разновидностью взглядов Оригена.

Церковная традиция, которая отвергла доктрину Оригена, вынуждена была создать другую, чтобы ее заместить. Речь прежде всего шла о принципиальном для христианства учении о Христе, Его божественности и человечности. В христологических идеях в первые века не было недостатка: существовал адаптационистский взгляд, в соответствии с которым Христос не был Богом, а был только человеком, которого Бог усыновил; имел место модалист. ский взгляд, по которому Христос был не отдельной личностью, а лишь проявлением единого Бога; докетический взгляд, в соответствии с которым Христос реально не существовал и как человек он был только явлением. Этим взглядам давалось философское обоснование. Например, адаптациане ссылались на Аристотеля, а медалисты - на стоиков и их номиналистские теории.

Над всеми этими идеями верх взяла эллинистическая теория платоновского типа. Она пользовалась понятием Логоса, модифицируя теорию Оригена, но строилась по той же схеме, на тех же самых основаниях, что и у него; она отбрасывала субординационизм Оригена, а это означало понимание Христа как подчиненного, более низкого по статусу, чем БогОтец. Удовлетворительную формулу нашел Тертуллиан: Бог и Христос являются двумя разными особами (гипостазами), но единой субстанцией. Первая часть этой формулы соответствовала взглядам Оригена, вторая - отличалась от них. Церковь приняла решение Тертуллиана, заменив единую формулу бинарной через тройственную. Она установила догмат Святой Троицы. С помощью этого решения христология и всё церковное учение не порвали с принципиальными устремлениями Оригена, а, напротив, разделили их; Церковь стояла на позициях эллинистической философии - с одним, но принципиальным ограничением: гомоузией, или сосубстанциональностью божественных особ. Гомоузия была результатом философских ожиданий, но для человеческого ума оставалась чемто непонятным.

Аналогично была решена вторая равнозначная проблема: отношение Богачеловека не только к божественной природе, но и к человеческой. Ириней указал путь решения, и нашел соответствующую формулу, выведенную с учетом юридической казуистики Тертуллиана, благодаря ему появилось учение о «двух природах» Христа. То, что Христос является одновременно Богом и человеком, что в одной особе действительно связывается божество и реальный человек, стало предметом веры, обязывающим христиан принять и другие догматы, такие как единство Бога, единство Бога и Творца, творение из ничего, появление зла из свободы, спасение с помощью Христа, воскрешение всего целостного человека.

Намерения Оригена были выполнены, хотя и не в том виде, который он им придал. Над верой Евангелия появилась спекулятивная надстройка. В ней сотериологическая точка зрения отошла на второй план, философские проблемы взяли верх над всеми остальными: прежде всего проблема познания над проблемой спасения, а философские абстракции над конкретными идеями Библии. Боялись того, что факты, которые давало Евангелие, будут переведены в символы, что Бог, понятый как истинное бытие и причина мира, заслонит собой Спасителя. Тогда могло случиться то, что христианское учение явилось бы лишь одной из разновидностей античного идеализма. Этому помешало особое моральное учение христианства, а также таинство Христа, заключенное в учении о гомоузии,- они сохранили христианство от грозящего ему в ГУ в. растворения в независимом от веры идеализме. Собственно и таинство, опирающееся в объяснении на помощь старой чисто рациональной философии, требовало и привело к созданию особой христианской философии.

В христианской семье. Изучал под руководством своего отца, Леонида, священные тексты. В 202 году Леонид был убит. С 203 года Ориген начинает учительствовать в теологической школе, он спал на голой земле, постился, не носил обуви, не имел смены одежды. Но он пользовался популярностью у женщин и не хотел, чтобы это неправильно истолковывалось. Есть версия, что, поняв буквально слова Иисуса: «Есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Мф. ), - он оскопил себя , хотя официальных подтверждений или опровержений этому нет. Некоторые историки [кто? ] полагают, будто бы оскопление - это слухи, распускаемые врагами Оригена.

Он изучал античную философию (по некоторым сведениям, в школе Аммония , из которой вышел также Плотин). С 217 года Ориген возглавлял христианскую школу в Александрии. Ориген был рукоположен в сан пресвитера . В Александрии Ориген был подвергнут жестоким истязаниям со стороны язычников-эллинов. Язычники схватили Оригена, обстригли его наголо и посадили его при входе в языческий храм Серапеум , заставив раздавать пальмовые ветви приходившим для служения и поклонения идолу. Взяв ветви, Ориген громким голосом и дерзновенно говорил: «Идите, примите не идольскую ветвь, а ветвь Христову». Язычники хотели отдать Оригена эфиопу на осквернение его тела, не в силах стерпеть такого поругания, Ориген закричал, что он скорее готов принести жертву идолу. Не совсем по желанию Оригена, но жертвоприношение произошло: язычники, положив на руку Оригену ладан, а затем сами сбросили его с руки на очаг жертвенника; по суду исповедников и мучеников, он лишен был тогда славы мученичества и извержен из Церкви - в 231 году Ориген был подвергнут осуждению на Александрийском поместном соборе , после чего перенёс свою преподавательскую деятельность в Палестину (в г. Кесарию). Священноначалие Иерусалимской церкви убеждало Оригена проповедовать в церкви. Ориген встал и произнес в церкви только одно следующее изречение: «Грешнику же говорит Бог: "что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои"» (Пс. ). Затем, согнув книгу, отдал её и сел с плачем и слезами. Вместе с ним плакали и все. В Палестине Ориген познакомился с одним из знатных и богатых придворных - Амвросием. Амвросий не принадлежал к Церкви, а был по разным источникам последователем или Маркиона , или Савеллия . Ориген убедил Амвросия отказаться от ереси и присоединиться к Церкви. Амвросий был учёным и ревностным к изучению Священного Писания. Амвросий оценил выдающейся ум, способности и знания Оригена и предложил Оригену заняться изучением и толкованием Священного Писания за его счёт. Ориген согласился на предложение. Ориген поселился в Тире Финикийском, где в течение двадцати восьми лет провёл жизнь в трудах, собирая, изучая и изъясняя Священное Писание. Амвросий целиком и полностью обеспечил Оригена всем необходимым, он оплачивал письменные принадлежности и труды, не только Оригена, но и труды скорописцев и помощников Оригена.

Во время очередной волны антихристианских репрессий при императоре Деции , Ориген был брошен в тюрьму в городе Тир (современный Сур в Ливане) и подвергнут пыткам, от которых вскоре умер.

Император Юстиниан и осуждение Оригена

Образцовая святость жизни Оригена и мученическая кончина способствовали его популярности в монашеских кругах. Наиболее авторитетными центрами распространения оригенизма становятся палестинские монастыри Мар-Саба (лавра Саввы Освященного) и Новая Лавра в Фекое близ Вифлеема . Однако епископ Иерусалимский Пётр посылает доклад императору Юстиниану об «оригенической болезни своих монахов». В это же время в Константинополь прибывает апокрисиарий римского папы диакон Пелагий и активно выступает против оригенизма. Желая спасти религиозное единство империи, Юстиниан «решил использовать полностью своё право христианского василевса нажимать на иерархическую и богословскую среду, склонную поднять опасную волну безысходных и длительных споров» .

Учение

Ориген завершает раннее сравнительное, апологетическое христианское богословие , выступавшее уже как система - это выражается в его полемическом труде, озаглавленном «Против Цельса », в изучении Библии , в толковании им религиозных памятников с использованием учения гностиков и неоплатоников , особенно учения о Логосе :

Перечень сочинений Оригена включал около 2000 «книг» (в античном смысле слова, то есть частей). Философия Оригена - стоически окрашенный платонизм . Чтобы согласовать его с верой в авторитет Библии, Ориген вслед за Филоном Александрийским разрабатывал доктрину о трёх смыслах Библии:

Выработанная Оригеном система понятий широко использовалась при построении церковной догматики (у Оригена, например, впервые встречается термин «Богочеловек »).

Эсхатологический оптимизм Оригена отразился в учении о циклическом времени , или апокатастасисе , которое предполагает, что посмертное воздаяние и ад относительны, так как Бог по своей благости в конечном счёте спасёт от адских мук не только праведников, но и всех людей, всех демонов и даже самого Сатану .

Предсуществование душ

По мнению профессора богословия протодиакона А. В. Кураева , учение Оригена о предсуществовании души не было учением о реинкарнации , в том смысле, в котором её понимают платоники , индуисты или буддисты . Ориген предположил, что Бог творит бесконечную последовательность миров; но каждый мир конечен и ограничен. Миры существуют не параллельно; по окончании одного мира получает начало другой .

Если в более ранней книге Оригена «О началах» (230 г.) и присутствуют «реинкарнационные фрагменты», то в последующих своих произведениях («Толкование на Послание к Римлянам » (ок. 243 г.), «Толкование на Евангелие от Матфея » (249 г.), книга «Против Цельса » (249 г.) ) Ориген выступает с резкой критикой доктрины реинкарнации :

Допущение метемпсихозы или перевоплощения душ несовместно с кончиной мира, которую ясно утверждает Писание. Ибо если предположим, что всякая душа в течение нынешнего порядка вещей от начала и до конца мира воплощается не более как два раза, спрашивается: зачем она воплощается во второй раз? Затем ли, чтобы понести наказание за грехи первой жизни во плоти? Но если нет другого способа наказания души кроме послания её в тело, то очевидно ей пришлось бы воплощаться не два или три, а бесконечное число раз, и тогда уверению св. Писания, что небо и земля мимо идут, нет никакой возможности получить своё исполнение. Но допустим и противное, то есть что души посредством воплощений будут все более и более усовершаться и очищаться, и что постепенно все более будет возрастать число душ, не нуждающихся уже больше в телах, чем само собой приблизится наконец то время, когда живущих во плоти душ или вовсе не будет, или будет очень мало; но в таком случае как же получат своё исполнение слова Писания, которое говорит, что суд Божий застанет в живых множество грешников, и что пред кончиной мира возрастет и переполнится мера беззаконий на земле? Затем, грехи тех, которых застанет кончина мира, будут наказаны по Писанию, не перемещением из тела в тело, а совершенно иным образом. Итак, если защитники перевоплощения допускают кроме описываемых в слове Божием наказаний ещё наказание переселением в новые тела, - то пусть покажут нам причины этого двойного наказания Или же, что вернее, грешившие в телах будут нести наказание вне своих тел сами в себе в глубине собственной души своей.

- «Толкование на Матфея» 13.1 // PG XIII, 1088ab и 1089bc

Аналогичные размышления есть и в оригеновых толкованиях на Песнь Песней :

Далее, некоторые изыскивают здесь: облачается ли душа в тело единожды, и после того как она покинет его, не ищет его более, или же, однажды получив и покинув его, воспринимает его снова? И если она воспринимает его вторично, воспринимает ли она его навсегда или однажды снова придет день, когда она его снова отбросит? Но если, согласно авторитету Писания конец мира близок, и если сие тленное состояние сменится нетленным, то не кажется сомнительным, что в состоянии нынешней жизни она не может войти в тело во второй или в третий раз. Ибо, если это допустить, то необходимо воспоследует, что вследствие продолжительного такого рода последствий мир не будет иметь конца.

- «Беседы на Песнь песней». 2,5,24)

Также А. В. Кураев подчёркивает, что в своём труде «О началах», в котором Ориген изложил свою теорию, он ясно провёл грань между учением Церкви и своими гипотезами: «впрочем, сам читатель пусть тщательно обсудит и исследует то, что сказали мы относительно обращения ума в душу и прочее, что, по-видимому, относится к этому вопросу; а мы, со своей стороны, высказали это не в качестве догматов, но в виде рассуждения и изысканий» . «Мы скорее предложили читателю мысли для обсуждения, нежели дали положительное и определённое учение» . «Что касается нас, то это - не догматы; сказано же ради рассуждения, и нами отвергается: сказано это только затем, чтобы кому-нибудь не показалось, что возбуждённый вопрос не подвергнут обсуждению» .

Учение о Троице

В своей книге «О началах» Ориген признавал Иисуса Христа единородным Сыном Бога и от него рождённым, «однако без всякого начала». Он также пишет: «Это рождение - вечное и непрерывающее наподобие того, как сияние рождается от света. Ибо Сын не есть Сын по усыновлению извне чрез Святого Духа, но Сын по природе».

Оригенизм

В течение столетия, последовавшего за смертью Оригена, многие ведущие богословы, избегая упоминания имени Оригена, перефразировали его мысли в своих собственных сочинениях. В IV веке его взгляды излагал Эвагрий Понтийский , а от него они перекочевали в сочинения святого Иоанна Кассиана . Епифаний Кипрский , убежденный противником Иоанна Златоуста епископом Александрийским Феофилом , напротив, видел в Оригене источник всевозможных ересей и ок. 375 г подверг его «вольнодумство» систематической критике. Выполненный в конце IV века Руфином перевод на латынь оригеновского трактата «О началах» вызвал ожесточённый спор с блаженным Иеронимом (который поначалу называл Оригена величайшим богословом со времён апостолов).

После антиоригеновских выпадов Иеронима ортодоксальные богословы резко осуждали Оригена за еретические мнения (учение об апокатастасисе) и за включение в состав христианской догмы несовместимых с ней тезисов античной философии (в частности, платоновского учения о предсуществовании душ). Однако исключить влияние философской системы Оригена не удавалось.

В конце IV века оригенизм был представлен движением «Длинных монахов», которые стали жертвами интриг Александрийского архиепископа Феофила в борьбе с Иоанном Златоустом. Монахи, несогласные с расточительным образом жизни и деспотизмом Феофила, покинули Александрию и начали скитаться по Египту и Палестине. В результате гонимые отовсюду, они пришли в Константинополь просить помощь у патриарха Иоанна Златоуста.

В VI веке движение оригенистов воспряло в палестинской «новой лавре», что побудило императора Юстиниана Великого в 543 году выпустить эдикт, в котором Ориген был объявлен еретиком, а поместный собор Константинопольской церкви в 553 году соборно осудил Оригена и распространил осуждение оригенизма на Эвагрия и Дидима

Осуждение Оригена было подтверждено Шестым Вселенским собором .

Однако судьбой цитадели оригенизма, Новой Лавры, распорядился ставленник императора Юстиниана патриарх Евстохий . Евстохий истребовал военную силу и Новая Лавра была очищена, а затем в 555 году заселена 120 православными монахами из монастыря Мар-Саба и других монастырей .

Несмотря на официальное осуждение, труды Оригена не исчезают из богословской библиографии. Наблюдается изучение еретического теолога в средневековых сочинениях, ощутимо сказывается его влияние в трудах Иоанна Скота Эриугены , в эпоху Ренессанса закономерно повышается интерес к циклической концепции времени и развитие других метафизических воззрений Оригена .

Ориген был любимым писателем религиозного философа XVIII века Григория Сковороды . Последователь Сковороды Владимир Соловьёв также увлекался идеями Оригена, усвоил и применял во многих своих работах аллегорический метод Оригена. Интересную книгу об Оригене написал один из создателей церковно-исторической школы В. В. Болотов , проанализировав в ней учение Оригена о Троице. Об Оригене писали такие русские богословы как Д. А. Лебедев , В. Н. Лосский , Л. П. Карсавин , Г. В. Флоровский и другие. На оригеновские принципы любви и раздора, выраженные соответственно в церковной и мирской историях, ссылался один из основателей славянофильства А. С. Хомяков . Интересно отметить, что в 70-х годах XIX века, Оригеном увлекался русский писатель Н. С. Лесков , хлопотавший о переводе и издании на русском языке книги Оригена «О началах».

Список избранных сочинений

• Против Цельса
• Две беседы на Песнь песней
• О началах (в 4-х кн. или ч.)
• Комментарии к Евангелию от Иоанна
• Комментарии к Евангелию от Матфея
• О молитве
• Письмо к св. Григорию Чудотворцу (еп. Неокесарийскому)
• Письмо к Юлию Африкану
• Трактат о демонах
• Увещание к мученичеству
• Гомилии
• Схолии
• Диалог с Гераклитом
• О воскресении
• Тетрапла

Напишите отзыв о статье "Ориген"

Примечания

(ер) - осуждены за ересь

Отрывок, характеризующий Ориген

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег"т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег"ь ложись спать. Еще вздг"емнем до утг"а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.

Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг"ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.

22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…

Ориген родился в семье христианина и с юных лет познал гонения на новую веру - его отец был казнен за свои религиозные убеждения. Но это не отвратило молодого Оригена от христианства. Более того, он стремится упрочиться в вере и получить серьезное философское образование. Так он оказывается в Александрии в философской школе Аммония Сакка, в которой учился и будущий создатель неоплатонизма - Плотин.

В отличии от Плотина, не принимавшего новую религию, Ориген сохраняет приверженность христианству и в 217 г. возглавляет в Александрии христианскую школу. Однако за своеобразное толкование христианского вероучения в 231 г. он был смещен с поста наставника этой школы, лишен сана пресвитера и даже изгнан из Александрии. Ориген поселяется в Палестине, в Кессарии, где вновь открывает христианскую школу. Во время очередных гонений на христиан он был заключен в тюрьму и умер от пыток.

Оригену принадлежит огромное количество сочинений - их перечень насчитывает до двух тысяч названий.

В своем понимании проблемы соотношения философии и христианства Ориген прямо противоположен Тертуллиану. Ориген считал, что христианство является логическим завершением всей античной философии и изучение философии необходимо, чтобы полностью понять все христианские истины. Поэтому в трудах Оригена, в его трактовках христианского вероучения явно прослеживается влияние платоновского и неоплатонического учений.

Ориген, следуя своему научному подходу к христианству, разработал учение о трех смыслах Библии: буквальном ("телесном"), моральном ("душевном") и философском ("духовном"). Сам он считал наиболее правильным Философское толкование Библии.

Ориген первым из христианских писателей стал обосновывать нематериальность, бесконечность, совершенство и вечность Бога. Непосредственно в текстах Библии нет подобного рода трактовок сущности Бога. Используя неоплатонические аргументы, Ориген доказывал, что бесконечность Бога следует из его нематериальности - то, что бестелесно, не может иметь границ. И в этом смысле он приближал христианского Бога к неоплатоновскому пониманию абсолютного Единого. Но Ориген сохранял и библейское представление о Боге как о личности, который присуща величайшая любовь и доброта.

Касаясь вопроса о творении Богом мира "из ничего", он не принимал существовавшего тогда мнения о том, что Бог использовал для этого уже существовавшую материю - так говорили ранние апологеты христианства, опираясь на Платона. Ориген утверждал, что творение мира "из ничего" более понятно и менее противоречиво, ибо признание существования материи ограничивает Божественное всемогущество.

В своих рассуждениях о сущности Бога Ориген положил начало всему будущему христианскому богословию. Однако далее в истолкованиях природы Бога и процесса творения он высказал воззрения, признанные позднее несовместимыми с официальным церковным учением.

Так, он утверждал подчиненность Бога-Сына по отношению к Богу-Отцу. Здесь сказалось влияние неоплатонизма, ибо взаимоотношения оригеновского Бога-Сына и Бога-Отца приближались к неоплатоновскому пониманию соотношения Единого и Ума (Нуса) - Христос-Логос, будучи порожден Богом-Отцом сам творит мир, в то время как Бог-Отец настолько могущественен, что не обращает собственного внимания на тленный мир.

Кроме того, Ориген считал, что акт творения вовсе не единичен Господь постоянно творит новые миры, которые последовательно сменяют друг друга. Извечность Божественного творения проявляется и в создании им бессмертных и бестелесных духов, подчиненных Богу как Святому Духу.

Официальная церковь не приняла и идею об апокатастасисе, выдвинутую Оригеном. Апокатастасис - это идея о конечном восстановлении и спасении всякой твари, включая и осужденных на страшные муки падших ангелов. По мнению Оригена, все духи, ныне пребывающие во зле, будут спасены и вернутся к Богу, более того, спасения будет удостоин даже дьявол.

Подобные своеобразные трактовки христианского вероучения вызывали недовольство со стороны официальной церкви. Ориген, как уже говорилось, был отлучен от руководства школой. После его смерти несколько столетий велись богословские диспуты о содержании учения Оригена. Несмотря на осторожное отношение к этому учению, многие знаменитые христианские философы, в том числе Афанасий Великий, Григорий Нисский, испытали значительное влияние оригеновской религиозной философии.

Через триста лет после смерти Оригена, в 543 г., эдиктом византийского императора Юстиниана он был объявлен еретиком. Это решение было подтверждено на Пятом Вселенском Соборе в 553 году.

В связи с этим Ориген официально не включается в число отцов церкви, а его произведения не относятся собственно к святоотеческой литературе, к патристике.

"О НАЧАЛАХ". ФРАГМЕНТЫ

Текст сочинения "О началах" сохранился в переводе с греческого языка на латынь, осуществленном в 397–398 гг. Руфином Аквилейским - большим поклонником Оригена. Защищая учение Оригена, Руфин нередко смягчал и исправлял его богословские рассуждения, приводя их в соответствие с уже установившимися к концу IV века христианскими догматами. Особенно это касалось трактовки существа Святой Троицы.

На рубеже IV–V вв. имелся еще один перевод, выполненный Иеронимом, который был, наоборот, резким обличителем Оригена. Этот перевод сегодня известен в отрывках - в письме Иеронима испанскому монаху Авиту.

В данной публикации текст перевода Руфина перемежается с текстом перевода Иеронима.

Публикуется по: Ориген. О началах. Самара, 1993. С. 78, 81,97–98, 230–236, 263–264.

ХРИСТИАНСТВОo НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ВЕКОВ: ОРИГЕН ПРОТИВ ЦЕЛЬСА

В первые века христианской эры основатели Восточного православия превратили духовный импульс апостолов в универсальную мировоззренческую систему. Благодаря этому, христианство не утратило связи с античным наследием и включило в себя высший интеллектуальный опыт эллинской культуры. Однако нужен был могучий универсальный ум, который сумел бы найти философскую форму для христианского учения и дать ему систематическое изложение. Эту работу совершил Ориген, ученик и преемник Климента Александрийского, названный Дидимом Слепцом «вторым после Павла».

Ориген стал основателем церковной науки в широком смысле слова и основателем христианского богословия. Он создал церковную догматику и заложил основание системному изучению христианской и иудейской религий. Он освободил христианское богословие от задач апологетических и полемических, сообщив ему самостоятельный характер и положительное значение. Он провозгласил примирение эллинской философии и христианской веры, высшей культуры с Евангелием. Так были заложены основы христианского эллинизма, и христианство предстало перед образованным эллинским миром во всей полноте своего духовного богатства.

Ориген был одним из величайших духовных авторитетов своего времени. Его идеи в последующие века не раз вызывали острые споры и разногласия (они были объявлены еретическими на 5-ом Вселенском соборе в 553 году), но неизменно влияли на становление как Восточного, так и Западного богословия. Оригена цитировали, им восхищались и с ним спорили философы и богословы, и споры и разногласия эти продолжаются до наших дней.

Слава Александрии, Ориген (по-гречески «рожденный Оросом»), родился в промежутке между 182 и 185 гг. от Р.Х. в Александрии в семье учителя риторики и грамматики Леонида, погибшего во время гонения на христиан при Септимии Севере. Юноша Ориген спасся только потому, что мать спрятала его одежду и он не мог выйти в тот день на улицу.

Знакомый с Писанием с детства Ориген не испытал долгих мучительных поисков истины и духовных кризисов. Юность его прошла в Александрии - городе, прославленном своими библиотекой, философскими школами и универсальной образованностью. Пять лет он провел в качестве ученика у знаменитого философа неоплатоника Аммония Сакса. Другим учеником Аммония был в это время Плотин, один из последних гениев эллинской философии. Не достигший восемнадцати лет Ориген был приглашен учителем в христианскую катехитическую школу, которую в то время возглавлял учитель Оригена александрийский пресвитер Климент.

Чтобы читать Ветхий Завет в подлиннике, Ориген изучил еврейский язык. Он много путешествовал: был в Аравии, Риме, Греции, Кесарии, Никодимии и Антиохии, проповедуя христианство и принимая участие в ученых диспутах. Благодаря своей широкой эрудиции, Ориген сумел привлечь к христианству внимание образованной части общества. Литературной продуктивности Оригена много способствовал его друг и меценат Амвросий, обращенный им к церкви из секты гностика Валентина, к которой тот принадлежал.

В 231 году Ориген окончательно поселился в Кесарии, где он продолжал свою деятельность в качестве катехета, учителя и проповедника. По приглашению матери императора Александра Севера он ездил с проповедями в Антиохию, а 235 году во время гонений Максимина он два года скрывался в Каппадокии. Ориген успешно боролся с адонтианцами и с психопаннихитами, учившими о смертности души или ее сне до всеобщего воскрешения.

Во время гонения на христиан Декия в 251 году он был брошен в тюрьму и подвергнут пыткам. «Что и сколько пережил Ориген в это гонение, - пишет Евсевий Панфил, - и каков был этому конец, когда злобный демон выстроил против этого человека все свое воинство и накинулся на него всеми силами и средствами - больше, чем на всех, с кем он вел тогда войну; что и сколько выдержал за веру Христову этот человек: оковы, телесные муки, истязания железом, тюремное подземелье, многодневное сидение с растянутыми... ногами, угрозу сожжения и вообще что только ни делали с ним враги - все он мужественно вынес ». Выпущенный на волю, он умер в Тире между 251 и 255 гг.

Сочинения Оригена делятся на несколько групп. Это, прежде всего, сочинения библейско-критические, экзегетические, догматические, апологетические, назидательные и, наконец, его письма.

Библейские комментарии и экзегетика, т.е. толкование и разъяснение Священного Писания, составляют значительную часть наследия Оригена. Поскольку в то время Священные тексты существовали на разных языках: арамейском, греческом, сирийском и других - работа по сведению текстов и их комментированию была исключительно важной. В знаменитых утраченных «Тетраплах» (τετραπλά γράμματα) и «Эксаплах» (εξαπλά) Ориген наглядно сопоставляет перевод Библии семидесяти - Септуагинте с еврейским оригиналом, еврейским текстом в греческой транскрипции, а также с переводами Акилы, Симмаха и Феодотиона. Ориген собрал и систематизировал несколько списков Евангелий из различных христианских центров Средиземноморья. Одним из таких списков был составленный им сборник под названием «Гомологумена», в который вошли четыре Евангелия, Деяния Апостолов, 13 Посланий Апостола Павла, Первое Послание Иоанна, Первое Послание Петра и Откровение Иоанна. Эти книги были приняты в качестве канона Священного Писания всеми церквами Средиземноморского бассейна.

Библия для Оригена является высшим интеллектуальным авторитетом, неистощимым источником метафизики, теологии, этики, философии и научных знаний. Она представляет собой для него удивительное многогранное целое, вдохновенное Богом. Помимо непосредственного конкретного смысла, она содержит в себе «тайную весть», открытую тем, кто владеет ключом к ней. Ориген утверждал, что Библия содержит в себе три уровня смысла: телесный, или исторический, душевный, или моральный и, наконец, духовный, или аллегорический. Защищая аллегорический метод Библейских комментариев, Ориген считал, что буквальное истолкование Библии в некоторых случаях может быть абсурдным или даже безнравственным. Кроме того, сохранились работы Оригена, посвященные таким проблемам, как воскресение, молитва, мученичество, а также беседы и проповеди. Известны также его «Послание к Африкану», комментарии к апокрифической, т.е. не вошедшей в Священное Писание, истории Сусанны и старцев, а также апологетический трактат против Цельса в восьми книгах, в котором христианский философ спорит с философом эллинским.

Около 230 года Ориген издал первое систематическое изложение христианской философии -«О началах» (Пερίάρχών), дошедшее до нас в отрывках и в латинской переработке Руфина (IV век), работа, в которой проявился его мощный дар систематизатора. Ориген рассматривает в ней Первопринципы Бытия (principum, initium, causa omnium), или Самоначало. Говоря о Логосе как о выразителе Божественных энергий, или, по словам Плотина, «энергии от сущности», Ориген закладывает основы имманентного учения о Слове. Сын - это энергия всей Божией Мощи, и Бог сотворил мир через Сына: «Слово и Мудрость рождены из невидимого и нетелесного Отца.» Ориген говорит об одной сущности и трех ипостасях: Отце, Сыне и Святом Духе. В этом капитальном труде Ориген закладывает основы христианского богословия.

Следуя логике платонизма, Ориген строит следующую систему рассуждений: хотя все существующее предполагает некое Начало, должно существовать также и Безначальное Начало, дающее начало всему. Это Безначальное Начало объемлет, содержит и проницает все, созданное им, при этом превышая все, созданное им. Это Начало является Богом, превышающим пространство и время и пребывающим в своей «безначальной и вечной жизни», в вечном сегодня, в котором нет ни вчера, ни завтра.

В духе религиозной и философской мысли своего времени Ориген пишет о посреднике между Богом и всем созданным Им. Таким посредником между Богом-Творцом и Творением является Логос-Слово, который «есть сама Премудрость, само Слово, сама действительно существующая жизнь, сама святость». Важнейший момент в учении Оригена - это рождение Сына-Логоса от Отца. Сын совечен Отцу, он вечно рождается от Отца, ибо, по словам Оригена, «Отец никогда, ни в один момент своего бытия, не мог бы существовать, не рождая Премудрости».

По словам Л.П. Карсавина, Ориген не «выводит» Бога и не «доказывает» Его. «Он восходит к Безначальному Началу от бытия относительного или «оначаленного»... Поэтому он отчетливо сознает неприменимость к Богу всех человеческих понятий и слов и вслед за новопифагорейцами, Филоном, гностиками и Климентом Александрийским утверждает непостижимость Божества. Как гностики, он называет Бога Бездной и Мраком. И тем не менее он исповедует Бога как сознающий Себя Ум, т.е. как Бога личного .» Но так как самосознание предполагает конечность сознаваемого, Ориген признает Бога ограниченным.

Логос-Слово является неоскверненным зеркалом Отчей энергии. Он рожден раньше Первоархангелов и Ангелов, он - Начало после Начала Безначального. По Оригену, Логос обитал в первом человеке Адаме, и он же является Иисусом Христом, новым Адамом. Если Бог-Отец сотворил, а Бог-Сын образовал и изукрасил мир, то Дух Святой, согласно Оригену, действует через Сына и завершает его дело: освящает святых, одухотворяет пророков, объединяет и создает церковь. Отец, Сын и Святой Дух являются самостоятельными и отличающимися друг от друга «личностями», ипостасями, составляя при этом единую Троицу. Однако в самой Троице Ориген вводит соподчинение, ставя Отца выше Сына и Св. Духа. Ориген называет Сына «средней природой» и даже «созданием», трактуя Отца как абсолютную, единую, неразличимую мощь или потенцию, а Сына как актуальность, или осуществленность этой потенции, как иное, чем Отец, хотя и одно с Ним. Он пишет: «Бог всячески единое и простое; Спаситель же наш ради многого становится многим». Он есть первая ступень перехода от единого ко множественному.

«Вопрос о взаимоотношении ипостасей внутри Троицы крайне важный; его лучше всего проследить на отношениях между Отцом и Сыном, - пишет протестантский богослов Дж. Н. Д. Келли. - Ориген часто представляет эти отношения как моральное единство: Их воли практически совпадают .» В то же самое время идеи Оригена далеки от завершенности и последовательности. Ориген и ополчается против тех, кто говорит о рождении Сына «из сущности Отца», и одновременно спорит с теми, кто утверждает, что Сын «сотворен Отцом из несущего, т.е. вне сущности Отца». «Мы убеждены в существовании трех ипостасей: Отца, Сына и Святого Духа», - заявляет Ориген, однако учение его о Святом Духе также остается неразработанным. Называя Святой Дух самостоятельной ипостасью, Ориген пишет об изведении Духа Отцом через Сына и ставит его ниже Сына. Дух представляет Собой переход к полноте идей, созданной через Сына.

Много споров в богословии вызвали отразившие неоплатонические влияния идеи Оригена о сотворенных Богом бесчисленных духах, отпавших от Бога и погрузившихся в «темницу духа, материю». Причиной отпадения была свобода, которой Бог наделил созданных им чистых духов. Пресыщенные блаженством, духи употребили во зло эту свободу и отпали от Бога, одни в большей, другие в меньшей степени.

Первым следствием падения духов было их остывание и превращение их в души. Душа - первый шаг к материализации, к воплощению духа. Вторым следствием падения было их неравенство: одни из них сохранили больше внутреннего огня, а другие меньше. Отсюда различия в мудрости и нравственных совершенствах. Следствием внутренних неравенств явились и неравенства внешние. Для воплощения духов Бог создал материю, которая по своим качествам приспособлена к свободе духов. После долгого пути и при помощи осуществляемой Сыном «Божественной педагогики» эти духи снова вернутся к Богу. Так всеобщее падение приведет к всеобщему восстановлению: весь мир придет к Христу, и Христос передаст власть Отцу, тогда материя исчезнет и «будет Бог все во всем».

Учение Оригена о Троице и о единосущности также породило множество споров и противоречивых толкований. В то время как одни богословы вслед за Оригеном подчеркивали единосущность Сына Отцу, другие, также следуя Оригену, настаивали на идее их субординации и отличии. К первым принадлежал Феогност, бывший во второй половине третьего века главой катехитической школы в Александрии, который учил, что усия Сына происходит от усии Отца подобно тому, как это происходит с сиянием, исходящим от источника света, или с потоком, текущим из источника. Как в случаях с сиянием и потоком, которые не тождественны и не иные по сравнению со своими причинами, так и Сын не тождественен Отцу и не отличен от Него.

Известным сторонником субординациализма был последователь Оригена александрийский епископ Дионисий. В пылу борьбы с модализмом Савеллия, он резко отделял Сына от Отца, отрицая Его совечность Отцу и называя Сына тварью, которая относится к творцу так как вино к виноделу, а корабль к кораблестроителю. Известно, что в четвертом веке св. Афанасий пытался оправдать епископа Дионисия, а Василий Великий отмечал, что борьба с Савеллием увела его к другой крайности.

Субординациализм Дионисия Александрийского (248-265 гг.) вызвал резкую отповедь со стороны епископа Дионисия Римского (259-268 гг.), который, будучи возмущен его оригенистской концепцией троичности, в свою очередь, развивал монархианистические идеи, напоминающие Новациана, отделяющие Сына от Отца и ставящие Отца выше Сына.

В IV веке христианской эры Каппадокийские отцы Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Назианзин разработали учение о единосущей Троице, в котором Отец, Сын и Святой Дух признаны разночинными и единосущными, тождественными во всем, кроме своих ипостасей - свободных «личностей внутри Божественного единства». Каппадокийские отцы основывают свое учение на богословском опыте прошлого, и, в первую очередь, на александрийском богословии Оригена. Они развивают, дополняют, уточняют идеи Оригена, толкуя Отца как «причину творения», Сына - как «причину зиждительную» и Святого Духа - как «причину усовершающую», приходя к трем имманентным свойствам, которыми только и отличаются три ипостаси: к «нерожденности» Отца, «рождению» Сына и «исхождению» Духа. Как пишет Л.П. Карсавин, дальше человеческий ум идти не способен, «ибо не человеку судить о «неизглаголемой и неизъяснимой природе», «никаким именем не объемлемой ».

Трактат Оригена «Против Цельса» («Κατά Kέλσον») является одним из наиболее ярких произведений христианской апологетической литературы III столетия. Это - наиболее полная и совершенная из древнецерковных апологий. Книга написана в опровержение той критики христианства, с которой выступил ученый Цельс, широко образованный писатель конца II века в своем не сохранившемся до наших дней трактате «Λόγος άληθής» - «Истинное слово».

Как работа Иринея против гностиков донесла до нас много ценных сведений о них, так работа Оригена является научно добросовестным компендиумом фактов, свидетельствующих о борьбе уходящего язычества с еще непризнанным, но уже набирающим силу христианством. Если зарождение и первоначальное оформление христианства происходило в контексте Ветхозаветного общества, то, начиная с середины II века, уже можно говорить о параллельном существовании и непосредственном взаимодействии языческого и христианского космосов. Так мы видим, что в лице Цельса христианство стало объектом внимания и критики со стороны римской философии. В апологии Оригена произошло столкновение александрийского христианства с синкретизмом угасающей римской культуры, представленной Цельсом. Это был спор христианства с античной ученостью и многознанием. В апологии даются в остром столкновении два полярных мировоззрения, две традиции и культуры, но, помимо этого, объектом дискуссии и разнонаправленного анализа стал второй оппонент христианства - иудаизм, от имени и под флагом которого Цельс также вел наступление на христианство, акцентируя не преемственность, а враждебность двух этих религий.

Историческая критика разбила немало копий, выясняя личность противника Оригена Цельса и определяя его исходную философскую платформу. Озаглавив свою книгу «Против Цельса», Ориген, тем не менее, не очень конкретно представлял своего оппонента, который, как пишет Ориген в предисловии, к тому времени «давно уже и умер». Ведь работа Оригена писалась три четверти века спустя после выхода в свет цельсовского «Истинного слова». Ориген адресуется к двум Цельсам, известным ему: к Цельсу, эпикурейскому философу времен императора Нерона (70-е гг.), и к другому Цельсу, тоже эпикурейскому философу времен императора Адриана (117-148 гг.) (1, VIII). Кроме того, Ориген упоминает еще об одном известном в то время Цельсе, авторе «многочисленных сочинений против магии» (1, LXVIII). Возможно, здесь он имел ввиду философа и друга известного эпикурейского писателя II века Лукиана Самосатского, которому последний посвятил свое сочинение Pseudomantis, где и представил этого Цельса как человека всяческих эпикурейских достоинств: как мудрого, сбалансированного, любящего истину, заслужившего известность своим опровержением магии.

Определенные хронологические совпадения дали основания большинству исследователей отождествлять двух упомянутых Цельсов: Цельса, автора «Истинного слова» - оппонента Оригена, и Цельса, друга и единомышленника известного римского писателя времен Марка Аврелия Лукиана Самосатского. Время написания «Истинного слова» относят к царствованию императора Марка Аврелия (161-180 гг.), когда усилились гонения на христиан, а именно, к 177-178 гг. - ведь в эти годы, согласно Евсевию (V, 5), происходили гонения против Лионской церкви.

«Тогда, как и следовало, вера умножилась, - пишет в «Церковной истории» Евсевий Панфил, - наше учение можно было свободно проповедовать всем; Оригену было уже за шестьдесят, у него накопился огромный опыт... В это время он составил в восьми книгах возражения эпикурейцу Цельсу, написавшему против нас сочинение под заглавием «Слово истины... ». Однако несмотря на определенную оценку Цельса как эпикурейца, трудно сказать был ли Цельс на самом деле эпикурейцем или платонистом в буквальном смысле этого слова. Скорее всего, он был философом эклектического мировоззрения, т.е. того мировоззрения, которое было характерно для греко-римской интеллигенции конца второго и начала третьего веков. Философский эклектизм Цельса позволил Оригену выставлять своего противника как одновременно эпикурейца и платониста, а иногда и стоика.

На основании сочинения Оригена можно заключить, что Цельс был хорошо знаком с христианским вероучением и часто даже по первоисточникам. Критика Цельса направлена в первую очередь против Евангелий, Деяний Апостольских, Посланий ап. Павла, а также Откровения Иоанна Богослова. Хорошо знал он и первоначальную историю христиан, и положение современной ему церкви. Таким образом, в лице Цельса христианство встретило одного из самых серьезных своих критиков из среды язычников.

Нужно отметить, что сочинение Цельса, написанное в 178 году, долгое время не встречало со стороны христианских писателей отповеди и только в лице Оригена спустя чуть ли не три четверти века нашло себе достойного критика. Нужно отдавать себе отчет, что сочинение Цельса не могло иметь слишком большого значения в глазах христиан той эпохи. Что же касается нехристианских читателей, то беспринципная эклектичность собственных цельсовских воззрений и философическая абстрактность приемов его критики вряд ли могли вызвать среди них сочувственный отклик. В своем предисловии Ориген пишет по этому поводу: «Сочинение же Цельса, мне кажется, совсем не заключает в себя обольщения, даже и того пустого, которое присуще некоторым из основателей философских школ, потративших на это (дело) все же далеко не дюжиный ум.» Ориген долго откладывал написание опровержения Цельса и взялся за него только уступая настойчивым просьбам своего друга Амвросия.

Создание трактата «Против Цельса» относится к последним годам жизни Оригена, когда тот, разойдясь с александрийским епископом Димитрием, оставил Александрию и поселился в Кесарии палестинской. В самом трактате Ориген делает важные указания на причины написания этой работы. Он пишет, что в пору работы над ней «страх перед внешними гонениями давно уже прекратился», тем не менее, он замечает тревожные признаки грядущих бедствий: «те, которые всяким способом стараются навлечь подозрение на нашу веру, желают видеть причину столь сильного смятения наших дней в очень большом количестве верующих и в том обстоятельстве, что верующие не преследуются более властями, как это было раньше.» Положение, описываемое Оригеном, более всего подходит к периоду царствования императора Филиппа Аравитянина (244-249 гг.), когда христиане наслаждались покоем в преддверии гонений императора Декия (249-251 гг.). Таким образом, просьба друга и мецената Оригена Амвросия написать отповедь Цельсу была делом совести христианина, болевшего душой за христианскую церковь. Ориген, вначале неохотно принявший предложение друга, вскоре увлекся поставленной перед ним задачей, увидев какого опасного противника имеет христианство в лице Цельса.

В своем опровержении Цельса Ориген следует за планом его сочинения и связывает свои опровержения с отдельными частями сочинения своего противника, отказываясь от собственного плана. Обращаясь к Амвросию, инициировавшему написание книги, Ориген пишет: «...апология, составление которой ты от меня требуешь, только ослабляет ту апологию, которая заключается в деяниях (христиан), она только затемняет величие Иисуса, очевидное для всех, имеющих непритупленные чувства. Впрочем, дабы ты не подумал, что я отказываюсь от исполнения твоего поручения, я постараюсь на каждое из положений Цельса представить, по мере возможностей, подходящий, по моему мнению, ответ, хотя слова (Цельса), собственно, никого из верующих не могут привести в смущение.»

Вслед за Предисловием, в котором Ориген обсуждает цельсовские возражения общего и принципиального характера, Ориген рассматривает и опровергает возражения Цельса против христианского учения, выдвигаемые им как с точки зрения иудаизма, так и с точки зрения язычества. Ориген должен был вести защиту христианства по этим двум линиям - в соответствии с двумя линиями нападок на идеи христианства со стороны Цельса. Таким образом, как мы видим, апология Оригена совмещала в себе одновременно борьбу с язычеством и иудаизмом и представляла собой компендиум христианской апологетики II-III веков.

В Книге Первой своей апологии Ориген отвечает на всевозможные возражения Цельса против христианства и христиан, носящие общий характер, в частности, что христианство - это закрытая тайная секта, или тайные общества, «запрещенные законами», утверждения, звучавшие особенно неубедительно во время расширяющегося влияния христианства в античном обществе.

Ориген показывает и несостоятельность утверждений Цельса о противопоставлении веры и разума у христиан, а также о том, что учение христиан варварское, основанное на неразумной вере (дескать, христиане объявляют «греховной мудрость житейскую и похвальным безумие») и не несущее ничего нового. Он снимает обвинение в чародействе и волшебстве, будто бы применяемыми христианами для убеждения своих сторонников и заодно затрагивает сложный вопрос об отношении между христианством и иудаизмом, возражая на утверждение Цельса, что христианство не имеет права на самостоятельное существование.

Далее Цельс вкладывает свои слова в уста придуманного им иудея и от имени последнего доказывает, что Иисус не есть ожидаемый Мессия, ибо Он рожден не от Бога, не признан Богом, не имеет свидетельств в пользу своего Божества, наконец, по телу он создан не как Бог, что «Иисус приблизил к Себе каких-то десять или одиннадцать отпетых людей - мытарей и лодочников очень дурной нравственности, и вместе с ними скитался там и сям, снискивая себе пропитание путем постыдного и настойчивого попрошайничества» и т.п.

Ответы Оригена, которые строятся на прекрасном знании как еврейского писания, так и эллинской культуры, не только обстоятельны и основательно продуманы, но проникнуты светлой и глубокой убежденностью и одухотворенностью. Пункт за пунктом Ориген рассматривает каждое возражение Цельса против христианства и опровергает его. Однако, в первую очередь Ориген демонстрирует, что его оппонент - человек, «который обещал представить в своей речи убедительные доказательства, а между тем сам думает отделаться одними только злословиями и укоризнами», который ведет себя не «как свойственно философу, пользующемуся разумными доказательствами, а как свойственно человеку, не получившему ни воспитания, ни образования, - человеку, который дозволяет себе увлечься внушениями страсти».

В Книге Второй продолжается полемика с теми возражениями, «которые в речи выведенного им (Цельсом) иудея касаются... верующих в Бога через Христа» При этом, по словам Оригена, Цельс «кажется незнакомым с теми приемами, какими должны пользоваться выведенные им лица в своих речах» (2, I). «Иудей» Цельса обвиняет обращенных в христианство иудеев в отпадении от веры отцов, ибо, по Цельсу, Иисус не есть Мессия, рассказы его учеников не заслуживают доверия, предсказания пророков не относятся к Иисусу Христу, Иисус не смог доказать, что он Мессия, и учение Иисуса и его предсказания неосновательны и легко опровержимы. Этот комплекс возражений Цельса дает Оригену возможность всесторонне рассмотреть вопрос о взаимоотношении между иудаизмом и христианством и раскрыть, с одной стороны, мудрость и глубочайший смысл Ветхого Завета и, с другой стороны, исполнение обетовании иудаизма в Иисусе Христе.

Третью книгу Ориген посвятил «обсуждению и опровержению тех положений, которые выставляются Цельсом от его собственного лица». Теперь решив, что «нет ничего достойного внимания в совопросничестве иудеев и христиан» (3, I), Цельс обратился к расколам и разделениям, возникшим в среде самих христиан, видя в них доказательство ложности христианского учения. Возражая ему, Ориген замечает: «Вообще где только появляется к жизни что-нибудь общеполезное и деятельное, там всегда образуются различные партии» (3, XII), показывая, что из разногласий, возникших на основании определенного учения, вовсе не вытекает его неистинность.

Ориген возражает и против цельсовской критики церковной организации как не основанной ни на каком разумном основании. Возражая Цельсу, он заявляет: «Наша организация покоится действительно на разумном основании или даже не просто на разумном основании, но на силе Божественной...» (3, XIV). Далее в этой книге Ориген в споре с оппонентом христианского учения раскрывает и защищает понятие веры у христиан и отстаивает идею Божественности Иисуса Христа, опровергая обвинения христиан в невежестве, безумии и злонамеренности.

В Четвертой книге своей апологии Ориген возражает Цельсу, который спорит с идеей воплощения Бога и утверждает, что все иудео-христианское богословие должно быть признано ложным, ибо снисхождение Бога привело бы только к «ухудшению» Божественного начала в результате соприкосновения с материей; такое учение, утверждает Цельс, свидетельствует о большом высокомерии и невежестве христиан и евреев. Далее Ориген подробно опровергает заявления Цельса, что Бог не мог создать ничего смертного и тленного, что Бог создавал этот мир не исключительно для человека, что ангелы, о которых учат христиане, суть на самом деле те же демоны и т.п. Важно, что возражая своему оппоненту, не способному проникнуть во внутреннюю логику христианского учения, Ориген ставит перед собой задачу не только искоренять и разрушать ошибки критика и хулителя христианства Цельса, но и находить «слова, при помощи которых мы могли бы созидать дело Христово и насаждать в сердцах духовный закон и те пророческие изречения, которые относятся к нему».

В Пятой книге Ориген разбирает утверждение Цельса о том, что ни евреи, ни христиане не заслуживают предпочтения из-за их богопочитания. Евреи, хотя и живут по закону своих отцов, имеют, по мнению философа-эпикурейца все же неудовлетворительное богопочитание, а христиане, отказавшись от веры отцов, создали полное противоречий учение о Божестве и об ангелах и отпали от всех народов, включая и иудейский.

В Шестой книге Ориген разбирает возражения Цельса против отдельных пунктов христианского учения, якобы заимствованных из учений греческих философов, таких как Гераклит, Сократ и, особенно, Платон или из мифологии: дескать, христианское учение о противнике Божием (Сатане и Антихристе) заимствовано из египетских мифов о Тифоне, Горе и Озирисе, а заслуживший к тому времени всеобщее уважение и восхищение христианский стоицизм также, дескать, заимствован из платоновского «Критона».

В Седьмой книге Ориген рассматривает обвинения христиан в том, что они отпадают от языческой религии и утверждение Цельса о могуществе и превосходстве языческих богов в предсказаниях, исцелениях, в общественной и частной жизни.

Наконец, в Восьмой книге Ориген опровергает взгляды Цельса на необходимость почитания демонов. Он рассматривает предложения Цельса о строгом наказании христиан за отказ почитать императора, а также о возможности частичного привлечения образованных христиан к участию в государственной деятельности.

Работа Оригена «Против Цельса» представляет собой последовательно развиваемое опровержение доводов противника, развиваемых последним с позиций эклектического интеллектуализма своей эпохи. Это мировоззрение, синкретическое по существу, вобрало в себя целый спектр несогласованных позиций и точек отсчета, по отношению к которым Цельс выступает в качестве некоего объединяющего центра. Цельс появляется в своей книге в разных ролях: то он - эпикуреец, то платонист, то эклектик цицероновского толка, то иудей, то морализирующий арбитр истины и нравственности, то строгий обвинитель и разоблачитель злоумышленников и исказителей истины. Он то вещает от имени высшей культуры, осуждающей невежество и варварство, то выступает как беспристрастный исследователь нового общественного - культурного феномена, пытаясь найти ему место (разумеется, в смягченном, стерилизованном варианте) в системе современных ему понятий и общественной жизни. Такой характер противника позволил Оригену создать апологию, в которой отразилась во всей широте апологетическая деятельность древней церкви не только по содержанию, но и по методу. Переводчик Оригена на русский язык Л. Писарев отмечает, что в свою апологетику Ориген привнес и специфические черты своего богословского метода, отражавшего общие тенденции александрийского богословия.

В противовес Цельсу, который рассматривал христианство как явление, не удовлетворяющее требованиям разума и основанное исключительно на слепой вере, Ориген в соответствии с основной тенденцией александрийской теологической школы стремится обосновать и развить тезис о христианстве как о знании, которое глубиной своих идей способно удовлетворить самым высоким и широким потребностям религиозной жизни. Таким образом, апология Оригена имеет особую ценность в истории христианской литературы как опыт построения научной защиты христианства на основаниях александрийской учености.

В течение долгого времени работа Оригена Против Цельса заслуженно пользовалась всеобщим вниманием христианских богословов, которые черпали в ней богатый апологетический материал для борьбы церкви с внешними врагами. Следы углубленного изучения этой работы мы находим у таких христианских писателей, как Григорий Богослов, Василий Великий, Евсевий Кесарийский, Иоанн Златоуст, Иероним Стридонский и др.

Интересна история влияния Оригена на религиозную мысль России. Ориген был любимым писателем русского религиозного философа XVIII века Г. Сковороды. На оригеновские принципы любви и раздора, выраженные соответственно в церковной и мирской историях, ссылался один из основателей славянофильства А.С. Хомяков. Вл. Соловьев увлекался идеями Оригена, усвоил и применял во многих своих работах аллегорический метод последнего. Интересную книгу об Оригене написал один из создателей церковно-исторической школы В.В. Болотов, проанализировав в ней учение Оригена о Троице. Об Оригене писали такие русские богословы как Д.А. Лебедев, В. Лосский, Л.П. Карсавин, Г. Флоровский и другие. Интересно отметить, что в 70-х годах прошлого столетия Оригеном увлекался русский писатель Н.С. Лесков, хлопотавший о переводе и издании на русском языке книги Оригена «О началах».

Сочинение Оригена Против Целься выдержало множество изданий как отдельно, так и в связи с другими его сочинениями. Первоначально оно долгое время печаталось в переводе на латинский язык, а затем уже и на современные европейские языки. Настоящий перевод с греческого на русский язык четырех книг оригеновской апологии был сделан Л. Писаревым в 1912 г. по изданию P. Koetschau и весьма близок к подлиннику. Текст перевода печатается по новой орфографии и синтаксису, в некоторых случаях архаическая лексика переводчика бережно модернизирована. Цитаты даются по Синодальному переводу Библии.

Аркадий Ровнер