Талалай михаил григорьевич. Михаил Талалай - Русский Афон

Предисловие. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 9
Часть первая.
Русский Афон в XV-ХХ веках
(М. Талалай, П. Троицкий)
I. Возобновление связей Руси и Афона. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17
1. XV-XVI века. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17
2. «Пантелеев» монастырь. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 21
II. Афон и Россия в XVII веке. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27
1. Милостыни из Московии. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 27
2. Исправление «московских» книг по афонскому чину. . . . 31
III. Кризис и возрождение: XVIII — начало XIX века. . . . . . . . . 35
1. Упадок Руссика. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 35
2. Помощь русским афонитам. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 39
3. Подвиг прп. Паисия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 40
4. Перенос афонских традиций в Россию. . . . . . . . . . . . . . . 45
IV. ХIХ век. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47
Пантелеимонов монастырь . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47
1. Кризис в первой половине XIX века. . . . . . . . . . . . . . . . . . 47
2. Греко-русский Пантелеимоновский процесс. . . . . . . . . . 72
3. Игуменство о. Макария. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 97
4. Отцы-основатели. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Андреевский скит . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129
1. Отцы-основатели. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 129
2. Вторая половина XIX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 135
3. Начало ХХ века. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
Ильинский скит . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152
1. Конец XVII — первая половина XIX в.
Служение инока-князя Аникиты. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 152
2. Середина XIX века: Паисий-«Второй» . . . . . . . . . . . . . . . 163
3. Вторая половина XIX века. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 165
4. Преп. Гавриил Афонский. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 171
Малые русские обители . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 178
1. Келлия Свт. Иоанна Златоуста
(Хиландарского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 178
2. Келлия Св. Игнатия Богоносца
(Хиландарского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 188
3. Келлия Св. Иоанна Богослова
(Хиландарского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 190
4. Благовещенская келлия
(Хиландарского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 196
5. Келлия Святой Троицы
(Хиландарского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 200
6. Келлия Свт. Николая «Белозерка»
(Хиландарского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 202
7. Келлия Свт. Иоанна Златоуста
(Иверского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 206
8. Келлия Свв. Онуфрия Египетского и Петра Афонского
(Иверского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 209
9. Георгиевская келлия на Керашах (Великой Лавры) . . . . 210
10. Артемьевская келлия (Великой Лавры) . . . . . . . . . . . . . 212
11. Крестовоздвиженская келлия
(Каракальского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 214
12. Келлия Введения во Храм Богородицы
(Ставроникитского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 220
13. Благовещенская келлия
(Симоно-Петровского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 220
14. Келлия Св. Стефана
(Пантелеимоновского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222
С О Д Е Р Ж А Н И Е 7
15. Келлия Положения Пояса (Иверского монастыря) . . . . 222
16. Вознесенская келлия (Филофеевского монастыря) . . . . 226
17. Келлия Святителя Николая
(Филофеевского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 228
18. Келлия Великомученика Георгия
(Филофеевского монастыря) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 229
19. Келлия Михаила Архангела
(Собора Архангелов; Ставроникитского монастыря) . . . . . 231
20. Русские кельи и каливы Карульского скита. . . . . . . . . . 232
21. Братство русских обителей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 237
V. Начало ХХ века. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 249
1. Попытки реформ на Афоне и российская дипломатия. . . 249
2. Вхождение в состав Греции. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 254
3. Афонский вопрос после Лондонской конференции
великих держав (А. Паршинцев) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 263
4. Афонская «смута» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 293
5. Первая мировая война. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 295
Часть вторая.
Русские святогорцы в 1918-2015 гг.
(М. Шкаровский)
1. Русское афонское монашество
в первые послереволюционные годы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 305
2. Духовная и хозяйственная жизнь
русских обителей Афона в 1925-1930-х гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . 327
3. Святая Гора в годы Второй мировой войны. . . . . . . . . . . . . . 347
4. Постепенное угасание русского афонского монашества
в 1945-1960-е гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 367
5. Борьба Московского Патриархата
за сохранение русских обителей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 413
6. Возрождение русского афонского монашества
в 1990-е — 2010-е гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 443
Список сокращений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 463

Михаил Григорьевич Талалай (р. 30 октября 1956, Ленинград) - историк, литератор, исследователь русского зарубежья. Область научных интересов: петербурговедение, итальянистика, русское зарубежье, православие.

Биография

Родился в 1956 году в Ленинграде, в 1973 году закончил с Золотой медалью школу № 248 с углубленным изучением английского языка.

В 1979 закончил Технологический институт им. Ленсовета, работал инженером в сфере водоподготовки котельных, автор ряда изобретений (Наградной знак «Изобретатель СССР»), участник ВДНХ (Золотая медаль «За успехи в народном хозяйстве СССР»). В 1981-1987 гг., закончив курсы гидов-переводчиков, работал в иностранном отделении ЛО АН СССР и в Бюро международного туризма «Спутник». С 1985 сотрудничал в Самиздате, с 1986 участник общественного эколого-культурного движения за спасение памятников, в 1987 г. организатор митингов протеста против сноса городской исторической застройки.

В 1988-91 годах работал в Ленинградском отделении Советского фонда культуры (отдел охраны памятников).

С 1992/93 гг. живёт в Италии, во Флоренции, Милане и Неаполе.

В 1994-2000 гг. постоянный корреспондент еженедельника «Русская мысль», в 2000- 2010 гг. постоянный корреспондент «Радио Свобода».

В 1996-2001 годах учился в заочной аспирантуре Института всеобщей истории Российской Академии Наук.

В мае 2002 г. защитил кандидатскую диссертацию «Русская Православная Церковь в Италии с начала XIX века до 1917 года»

Научная карьера

Кандидат исторических наук;

Старший научный сотрудник и представитель в Италии Института всеобщей истории Российской Академии Наук;

В 2012 г. стипендиат Фонда «Эрмитаж-Италия»;

Лауреат Макарьевской премии 2013 г.;

2013-2014 доцент-преподаватель русского языка в Университете Инсубрия, г. Комо

В 1994-2000 гг. секретарь приходского совета русской церкви Рождества Христова и Николая Чудотворца во Флоренции;

C 2002 г. и поныне секретарь общины - приходского совета русской церкви св. ап. Андрея Первозванного (Московский Патриархат) в Неаполе;

Заведующий культурными инициативами Патриаршего Подворья в Бари.

Член научного комитета Centro di Cultura e Storia Amalfitanan (Центр амальфитанской истории и культуры)

Член научного комитета Ассоциации Insieme per l"Athos ("Вместе ради Афона")

Вице-президент Ассоциации "Русская Апулия - Puglia dei Russi"

Научные интересы

История Русской Церкви в зарубежье, история русской эмиграции, история Петербурга. По заказу четырёх крупных, специализированных итальянских издательств его трудами переведены на русский язык десятки путеводителей по туристическим городам Италии и Европы.

Сосредоточил свои исследовательские усилия на теме «Русское присутствие в Италии».

Занимается изысканиями, посвященными русской эмиграции в Италии, истории православной церкви в Италии, российскому некрополю в этой стране и т. д.

Автор многочисленных статей в российских и итальянских периодических изданиях. Много путешествовал, впечатления от поездок стали материалом для его журналистских работ - в российских газетах, на «Радио Свобода», на сайтах. Издал несколько книг.

Награды

Диплом Дома Русского Зарубежья им. А. Солженицына «За сохранение русской культуры в Италии» (2013)

Юбилейная медаль РПЦ «В память 1000-летия преставления равноапостольного великого князя Владимира» (2015)

Научно-исследовательские работы. Книги и брошюры

Научные и научно-популярные публикации. Книги, брошюры, коллективные монографии

В этом разделе приведены публикации монографического характера, труды, созданные в соавторстве, а также работы, изданные в рамках коллективных монографий.

Городские имена сегодня и вчера. Ленинградская топонимика / С. В. Алексеева, А. Г. Владимирович, А. Д. Ерофеев, М. Г. Талалай. - Л.: ЛИК, 1990. - 160 с.
Храмы Петербурга. Справочник-путеводитель / А. В. Берташ, Е. И. Жерихина, М. Г. Талалай. - СПб: ЛИК, 1992. - 240 с. - ISBN 5-86038-002-X
День Ангела. Справочная книга по именам и именинам. - СПб: «ТРИАЛ», 1992. - 256 с. - ISBN 5-7601-0001-7
Паломничество на Север. Русские святые и подвижники.
1. Глава I: К Белому озеру // Cумерки, № 11, 1992
2. Глава II: Апостол Дальнего Севера (св. Трифон Печенгский) // Юность, № 9, 1992. - ISSN 0132-2036
Городские имена сегодня и вчера. Петербургская топонимика (совм. с С. В. Алексеевой, А. Г. Владимировичем, А. Д. Ерофеевым). - СПб: ЛИК, 1997. - 288 с. - ISBN 5-86038-023-2
Русская колония в Мерано: К 100-летию Русского Дома им. Бородиной = Die Russische Kolonie in Meran. Hundert Jahre russisches Haus «Borodine» = La colonia russa a Merano. Per i cent’anni della Casa russa «Borodine» / Ред.-сост. Б. Марабини-Цёггелер, М. Г. Талалай. - Больцано: Raetia, 1997. - 144 с. - ISBN 88-7283-109-1 - Текст парал. нем., рус. итал.
Русские захоронения на военном кладбище Зейтинлик в Салониках - СПб: ВИРД, 1999. - 16 с. - (Российский некрополь; вып. 4) - ISBN 5-89559-035-7
Любовь Достоевская: С.-Петербург - Больцано = Ljubov" Dostoevskaja. S. Pietroburgo - Bolzano = Ljubov" Dostoevskaja. St. Petersburg - Bozen / Ред.-сост. Б. Марабини-Цёггелер, М. Г. Талалай. - Флоренция: Ассоц. «Русь», 1999. - 152 с. - Текст парал. нем., рус. итал.
Тестаччо: Некатолическое кладбище для иностранцев в Риме. Алфавитный список русских захоронений. / В. Гасперович, М. Ю. Катин-Ярцев, М. Г. Талалай, А. А. Шумков. - СПб: ВИРД, 2000. - 160 с. - (Российский некрополь; вып. 6) - ISBN 5-89559-032-2
Дети двух миров = Figli di due mondi. Мемории русско-итальянского семейства Татьяны де Бартоломео / Сост., пер., ред. М. Г. Талалая. - Милан; СПб: Атон, 2002. - 64 с. - ISBN 5-89077-072-1 - Парал. тит. л. итал.
Русская Православная Церковь в Италии с начала XIX века до 1917 года. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. / Ин-т всеобщей истории РАН. - М., 2002. - 14 с. - РГБ ОД, 61 02-7/710-5
Русское кладбище имени Е. К.В. королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее (Греция). - СПб: ВИРД, 2002. - 48 с. - (Российский некрополь; вып. 12) - ISBN 5-94030-028-6 - Загл. обл.: Русское кладбище в Пирее.
Музыка в изгнании. Наталья Правосудович, ученица Шёнберга = Musica in esilio. Natalia Pravosudovic, allieva di Schnberg = DieSchnberg-Schlerin Natalia Prawossudowitsch. / Б. Марабини-Цёггелер, М. Г. Талалай. - Больцано: Вена: Folio Verlag, 2003. - 128 c.- ISBN 978-3-85256-255-1, 978-8886857437 - Текст парал. рус., итал., нем.
Демидовы, князья Сан-Донато. Иностранная библиография / Н. Г. Павловский, М. Г. Талалай. - Екатеринбург: Демидовский институт, 2005. - 128 с. - ISBN 5-87858-009-8
Библейские сюжеты в камне и бронзе. Петербургское городское убранство. Справочник-путеводитель / О. Александр Берташ, М. Г. Талалай. - СПб: ЛИК, 2005. - 188 с. - ISBN 5-86038-129-8
Античные и библейские сюжеты в камне и бронзе: Петербургское городское убранство - расш. переиздание / С. О. Андросов, О. Александр Берташ, М. Г. Талалай. - СПб: ЛИК, 2006. - 348, с. : ил. - (Три века Северной Пальмиры) - ISBN 5-86038-130-1
In fuga dalla storia. Esuli dai totalitarismi del Novecento sulla Costa d’Amalfi [Бегство от истории. Изгнанники тоталитарных строев ХХ в. на Амальфитанском побережье] / Д. Рихтер, М. Ромито, М. Г. Талалай. - Amalfi: Centro di Cultura e Storia Amalfiana, 2005. - 164 c. - ISBN 978-8888283340
Святитель Павлин Милостивый и первые христианские колокола / И. В. Романова, М. Г. Талалай. - М.: Колокольный центр, 2006. - 48 с.
Некрополь Свято-Андреевского скита на Афонской Горе. - СПб.: ВИРД, 2007. - 104 с. - (Российский некрополь; вып. 15) - ISBN 5-94030-071-5
Под чуждым небосводом / Э. Бордато, М. Г. Талалай. - СПб.: Алетейя, 2009. - 147 с. - ISBN 978-5-91419-160-0
Последняя из Сан-Донато. Княгиня [Мария Павловна] Абамелек-Лазарева, урожденная Демидова / Междунар. Демид. Фонд; Сост., публ., комм. М. Г. Талалая. - М.: Концепт-Медиа, 2010. - 192 с., илл.
Амальфи. Вера, история и искусство. (перевод, дополнение) - Аmalfi: [Архиепископия Амальфи - Кава-дей-Тиррени], - 8 стр.
Ильинский скит на Афоне / М. Г. Талалай, П. Троицкий, Н. Феннелл. - Сост., науч. ред. М. Г. Талалая. Фотографии: А. Китаев, М. Талалай. - М.: Индрик, 2011. - 400 с. - (Русский Афон; вып. 8) - ISBN 978-5-91674-138-4
Русская церковная жизнь и храмостроительство в Италии. - СПб.: Коло. 2011. - 400 с. - ISBN 978-5-901841-64-8 - [Макарьевская премия ’2013].
Michail Semnov. Un pescatore russo a Positano (a cura di Vladimir Keidan; introduzione e redazione Michail Talalay). - Amalfi: Centro di Cultura Amalfitana, 2011. - 423 с. - ISBN 978-88-88283-21-0
Граф Бобринской: долгий путь от Памира до Доломит= Il conte Bobrinskoj: Il lungo cammino da Pamir alle Dolomiti = Graf Bobrinskoj: Der lange Weg vom Pamir in die Dolomiten / Б. Марабини Цёггелер, М. Г. Талалай, Д. Худоназаров. - Больцано: Raetia, 2012. - 144 с. - ISBN 978-88-7283-411-4 - Текст парал. рус., итал., нем.
Да упокоит тебя чужая земля. Российский некрополь в Южном Тироле. - М.: Старая Басманная, 2012. - 144 с., ил. - ISBN 978-5-904043-58-2
Il piccolo ‘Ermitage’ di Vasilij Necitajlov. Tra Amalfi, Positano e Ravello / Mikhail Talalay, Massimo Ricciardi. - Amalfi: CCSA, 2012. - 80 p.
Вдохновительница наших успокоений. Российский некрополь в Венеции. - М.: Старая Басманная, 2013. - 90 с., ил. - ISBN 978-5-904043-5
Dal Caucaso agli Appennini. Gli azerbaigiani nella Resistenza italiana. - Roma: Sandro Teti, 2013. - 120 p. - ISBN 978-88-88249-24-7
Любовь родных стоит на страже. Российский некрополь в Сан-Ремо. - М.: Старая Басманная, 2014. - 144 с. - ISBN 978-5-906470-15-7
Русский Дон Базилио = "Don Basilio" Russo: судьба и наследие В. Н. Нечитайлова / Ю. Н. Нечитайлов, М. Г. Талалай. - М.: Старая Басманная, 2014. - 196 с. - ISBN 978-5-906470-27-0
Российский некрополь в Италии. / Под ред. и с доп. А. А. Шумкова. - М.: Старая Басманная, 2014. - 908 с., LXXX с. ил. - (Российский некрополь; вып. 21) - ISBN 978-5-906470-18-8
С.-Петербург - Meran: Die Russen kommen = Arrivano i russi = Русские едут / Б. Марабини Цёггелер, М. Талалай. - Мерано: Touriseum - Провинциальный музей Туризма, 2014. - 144 с. - Текст парал. нем., итал., рус.
Святой Эгидий, византиец на Западе. Житие и почитание / Ред.-сост. М. Г. Талалай. - СПб: Алетейя, 2015. - СПб: Алетейя, 2015. - 108 с. - ISBN 978-5-906792-09-9
Русские участники Итальянской войны 1943-1945: партизаны, казаки, легионеры. - М.: Старая Басманная, 2015. - 408 с. - ISBN 978-5-906470-40-9
I Russi ad Amalfi. Suggestioni mediterranee e storie di vita [Русские в Амальфи. Средиземноморское очарование и жизненные истории] / A.A. Kara-Murza, M.G. Talalay, O.A. ukova. - Amalfi: Centro di Cultura e Storia Amalfitana, 2015. - 240 pp. - ISBN 978-88-88283-55-5
Русский церковный проект в Тоскане // Генерал Закревский, губернатор Москвы и житель Тосканы [коллективная монография] / сост. О. Г. Почекина, М. Г. Талалай; науч. ред. М. Г. Талалай. - М: Старая Басманная, 2015 - (в печати)
Русская Церковь и Святая афонская Гора в XV - начале ХХ в. // История русского православного зарубежья. Том I. Русское Православие за рубежом с древнейших времен до начала ХХ века. Книга 1. Русское православное присутствие на Христианском Востоке. X - нач. XX в. Часть 2. История русского Афона с древнейших времен до 1917 г. Глава II. - М.: Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2015 - ISBN 978-5-88017-???-? - (в печати) - С. 227-318.

На наши вопросы отвечает гражданин, историк и летописец «Русской Италии»

Михаил Григорьевич Талалай родился в 1956 году в Ленинграде. В 1980-е был известен как специалист по петербургской топонимике, один из активных деятелей градозащитной «Группы Спасения». В 1990-е стал одним из главных специалистов по русскому наследию за границей. С 1993 года живет в Италии. Занимается изысканиями, посвященными русской эмиграции в Италии, истории православной церкви в Италии, русским некрополям в этой стране. Создатель сайта «Русская Италия». Кандидат исторических наук, защитил диссертацию по теме «Русская Церковь в Италии» в Институте всеобщей истории РАН.

Михаил, «Русская Италия» - понятие реальное или умозрительное? Ее составляющие ощущаются (или ощущают себя?) частями единого целого?

Она существует, но не все, даже ее компоненты, об этом знают. Вот понятие «Русские в Италии» весьма четко: его составляющими занимаются наши дипломатические структуры, в эпоху Муссолини за ними был установлен поголовный негласный надзор – русские тогда считались нацией подрывной, не лояльной к фашистскому режиму. Теперь это мне облегчает поиски в старых полицейских архивах. Если же к этому именному списку соотечественников всех времен прибавить наросший в Италии русский культурно-исторический слой – получится «Русская Италия». Однако этот слой надо чувствовать, интересоваться им.

Кем чувствует себя русский, проживший в Италии столько лет, сколько вы, изучающий в ней русское - русским или итальянцем?

Я знал одну русскую даму, которая родилась во Флоренции еще до революции, в России впервые оказалась будучи уже пенсионеркой, но упорно считала себя русской, отказываясь от эпитета «эмигрантка»: это Россия, мол, от меня эмигрировала, а не я. Так что годы – вторичны. Главное – собственный настрой. «Русскость» вообще отодрать трудно, и даже у тех, кто вольно или невольно старается это сделать, получается плохо. Скорей можно говорить о некоем слиянии идентичностей: сначала я это термин использовал осторожно, а теперь все более охотно – к примеру, русско-итальянский скульптор Паоло (Павел Петрович) Трубецкой и проч. А «итальянскость» – вещь симпатичная, я с ней охотно и добровольно слился. Так что вместо технического «русского историка, живущего в Италии» я с годами стал откликаться на «русско-итальянского историка».

"Русская Италия" глазами художника-эмигранта Ивана Загоруйко. 1958

Замечают ли итальянцы русское наследие - на фоне своего собственного, столь богатого и знаменитого? Дорожат ли они им, изучают ли его, есть ли какие-то специальные программы, туристские маршруты, связанные с «Русской Италией»?

Если говорить о материальной части нашего наследия, то его немного. Однако в противовес этому есть много, скажем так, мемориального, идейного, «ноосферного». И итальянцы знают это и ценят: в первую очередь, это творчество любого рода, включая политическое, наших соотечественников. Мемориальными досками и монументами отмечены места, где жили Гоголь, Достоевский, Чайковский, Мечников, Тарковский. В этом году намечено установить памятник Максиму Горькому в Сорренто. На Капри давно уже водружена стела в честь Ленина, изваянная скульптором Манцу, много работавшим в Ватикане. Сейчас у нее собираются представители трудовой миграции, и вовсе без умысла – место удобное. Если же вернуться к материальной части, то прежде всего – это русские храмы. Но их немного, императорская Россия устроила их всего пять: в Сан-Ремо, Мерано, Флоренции, Риме, Бари. Особенно известна, и заслуженно, наша церковь во Флоренции. Ее строители осознавали свою ответственность за работу в «колыбели искусств» - это выражение мне встретилось в письме инициатора строительства, священника Владимира Левицкого. Храмом дорожат, выделяют средства на его реставрацию. Для сопоставления – обе церковные постройки автора проекта, архитектора Михаила Преображенского, осуществленные на родине, в Петербурге, варварски сломали. В плане наследия к храмам следует добавить итальянские особняки, виллы, дворцы, обустроенные русскими людьми. Некоторые частные владельцы бывших русских мест впускают к себе по договоренности: это вилла Горчаковых в Сорренто, вилла Трубецких на Лаго-Маджоре, острова Ли-Галли, где жил Нуреев, и проч. Но что касается особых туристских маршрутов по «Русской Италии», то ее, зримой, не так уж много. Вот лекции, конференции, встречи по этой теме – да, их немало. Я бы включил сюда и традиционные мероприятия, посвященные советским партизанам Второй мировой войны, которых всегда тут называли русскими.

- А наши туристы и путешественники - интересуются ли им? Ведь в Италию ездят обычно совсем не за этим?

Знаю по личному опыту, что интересуются. К примеру, в Неаполе у Королевского дворца стоят два «Укротителя коней» работы Клодта. Их часто неточно называют копиями, однако это оригиналы, которые два года пребывали на Аничковом мосту и которых сняли с родного места и отправили в Италию в качестве царского подарка. И наших путешественников при виде «Укротителей» охватывают приятное волнение, справедливая гордость. Ту же реакцию наблюдал в Венеции у соотечественников, зрящих мемориальные доски в честь Чайковского и Бродского. Кстати, в Венеции можно говорить об особом маршруте по «Русской Италии»: его можно назвать даже паломничеством. Это визиты на остров Сан-Микеле ради могил Дягилева, Стравинского, Бродского.

Какой вообще смысл в поиске своей страны, следов своей культуры на чужбине? Ностальгия? Способ адаптации? Что-то иное?

Поиск – это всегда увлекательно, даже если ехать в Италию ради будущего супруга или новых вкусовых ощущений. Мой поиск привел меня к целой «толпе» замечательных русских людей, живших и творивших в Италии, незаслуженно забытых. Уже только это составляет для меня смысл. Как историк я состоялся в Италии, точнее – в «Русской Италии». Вообще русский след за рубежом – это один из ключей к познанию другой культуры. В свою первую заграничную поездку я отправился в 1988 году, в Швецию. О ностальгии и речи не было, но уже тогда я разыскал под Стокгольмом внука Льва Толстого, осмотрел коллекцию русских икон в Национальном музее, посетил собрание эмигрантского клуба «Зеленая лампа». Признаюсь, что некоторые знакомые шведы доброжелательно удивлялись и призывали смотреть только их «кондовое». Я же смотрел и то, и другое. Сложнее было с этими интересами в Греции, на том же Афоне, где эллины относились ко мне с подозрением, клеймя как панслависта. В Италии, слава Богу, у меня с местным людом полнейшее взаимопонимание. Эта страна веками привлекает иностранцев, и здесь есть уже есть традиция изучения наследия французского, английского, немецкого и прочего. Важно и приятно, что итальянцы – традиционные русофилы. Мы им симпатичны априори.

Изменилось ли ваше понимание собственной страны, ее истории, ее культуры - после того, что вы увидели и узнали в «Русской Италии»?

О да, весьма сильно изменилось. И здесь, конечно, сначала надо назвать понимание собственно Италии. Я ведь начинал свой научный путь как краевед, историк Петербурга. И для меня мировая история начиналась с 1703 года, с «пустынных волн». До Петербурга всё было туманным, непонятным. Теперь представления уточнились. Помню, как удивлялись итальянские коллеги, когда я говорил о 300-летии Петербурга, ведь для них даже Флоренция – молодой город, «всего лишь» две тысячи лет. Петербург не утратил своего обаяния, и теперь он для меня – самый итальянский из русских городов. Но его классицизм стал теперь неоклассицизом, как итальянцы называют данный стиль, ведь истинная классика – это античность, которой у нас не было. Что касается «Русской Италии», то и здесь многое пошло вглубь и вширь. Пришлось разбираться и с XV веком, и историей Москвы, да и всей Европы.

"Укротители коней" работы скульптора Клодта у Королевского дворца в Неаполе некогда стояли на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге

Если попытаться описать «Русскую Италию» как особую страну - где ее столица, границы, основные города и местности?

Для определения границ проще исключить из Апеннинского полуострова регионы, не освоенные русскими. Их совсем немного, назову две южно-итальянские области: Калабрию и Базиликату. Остальные края имеют разную интенсивность, разные оттенки. Когда я готовил книгу «Русская Тоскана», то посмотрел в рунете: кто-то пишет, у них там, под Архангельском, настоящая Русская Тоскана – мягкие холмы, одухотворенная природа. Потом сел за книгу «Русская Сицилия» - рунет пишет: «у нас тут в Ростове – Русская Сицилия, каждый вечер с десяток убийств». Но в итоге я решился переломить ситуацию и побороть сложившийся штамп. Сицилия – это не только мафия. Из городов «Русской Италии» главный - понятно, тот, куда ведут все дороги. Однако с Римом по значению может поспорить Венеция. Существует целая исследовательская литература по «русской венециане»: этот феномен – необыкновенно яркий и целостный.

Какова хронология «Русской Италии»? Понятно, что XVIII, XIX, XX века в нее включены. А более ранние времена? Считаем с XV века, с Аристотеля Фиораванти - или все же нет?

Да, я не зря уже упомянул XV век, итальянцы его называют Кватроченто. Ведь призванию Фиораванти на Русь предшествовала интенсивные дипломатические миссии. Да и пребывание в Венеции будущей российской великой княгини Зои-Софии Палеолог – часть «Русской Италии». И не забудьте великое хождение россиян на Флорентийский собор в 1438-1439 годах – первое вообще из наших европейских путешествий. Подписавший унию митрополит Исидор бежал потом из Москвы, конечно же, в Рим, где и был погребен, в базилике Сан Пьетро. Могила, к сожалению, давно уже исчезла.

- Можно ли в этой хронологии проследить периоды подъема, расцвета, упадка? По каким критериям?

Тут пересекаются и накладываются многие линии. Это чередующаяся открытость и закрытость России по отношению к Западу: моменты заинтересованности менялись на нечто противоположное. Дипломатическая активность Екатерины II, наводнившей полуостров нашими эмиссарами и дипломатами, и рыцарская, не без эксцессов, воинственность Павла, пославшего в Италию армию и флот, с Суворовым и Ушаковым, сменялись на вялость последующих кабинетов. Это что касается большой истории. Однако всегда оставались культурные потребности. К их кульминации следует отнести эпоху Николая I, решившего посылать будущих мастеров отечественного искусства на выучку не в политически и морально подозрительную Францию, а в добрую, консервативную Италию. Так родился грандиозный проект русского пансионерства в Риме. Однако развитие искусства взяло свое, и к концу XIX века наша художественная элита уже стремилась в Париж. Послереволюционный исход привнес много новых черт в «Русскую Италию», с уникальным критерием: это удивительная преемственность – тут остались преимущественно те, кто еще до революции имел собственность, связи и прочее. В целом же беженцев после 1917 года тут обосновалось немного – страна вышла из Первой мировой войны с проблемами, с безработицей, Муссолини не доверял белой эмиграции, у католиков православные тогда считались раскольниками и т.д.

Вилла Сан-Донато Николая Демидова близ Флоренции до и после "реновации" 2010-х гг.

- Существует ли перечень памятников «Русской Италии», каковы ее главные достопримечательности?

Его еще следует создать. Больших памятников немного, я о них уже сказал. Экзотичностью выделяются церкви, к тому же, итальянцы очень любят русскую икону, и даже удивляются, что иконы пишут и в других странах. Некоторые русские виллы и особняки стали государственной собственностью, как, например, Демидовская вилла под Флоренцией, и они доступны для публики. В 1990-е годы в итальянской прессе появился первый перечень памятников «Русской Италии», но с особым умыслом: в тот момент российское правительство пыталось осуществить ряд реституций, и местные журналисты составили список возможных таких объектов. Попала туда и Демидовская вилла, купленная Провинцией Флоренции на аукционе у наследников последней Демидовой, княгини Марии Павловны. Никто, понятно, не собирался ее реституировать, но напуганная администрация Провинции попыталась было переименовать виллу, удалив «русскость». Флорентийцы ее называют, конечно, по старинке. Кроме этих видных достопримечательностей, есть обширный перечень русских адресов, который следует расширять и уточнять. К примеру, пока еще не выяснен неаполитанский адрес замечательного художника Сильвестра Щедрина. Есть еще российский некрополь, который я описал как исследователь. Некоторые надгробия недавно реставрированы, но работы много. Есть произведения русского искусства в музеях и частных коллекциях. Есть книжные собрания…

- Есть ли у вас какая-нибудь любимая история, характеризующая дух и смысл «Русской Италии»?

Их много. Расскажу последнюю – она изложена в книге о Николае Лохове, вышедшей в прошлом году, в соавторстве с Татьяной Вересовой, псковским краеведом. Титанической энергии пскович, сначала – революционер, чуть ли не сподвижник Ленина, но еще до революции решивший, что русский народ надо сначала просветить и окультурить, а потом уже… Как окультурить? Через знакомство с высшими достижениями цивилизации, с итальянским Ренессансом. Лохов едет во Флоренцию и становится гениальным копиистом, сам готовит краски. Сроки копирования у него должны соответствовать срокам создания, и копии он называет воспроизведениями. Первая партия уходит в Москву, в музей на Волхонке, к Цветаеву, который нашел необходимые средства. Война, революция… Лохов живет в Италии впроголодь, но упорно делает свои воспроизведения для России – с Джотто, Беато Анджелико, Боттичелли. После кончины остаются десятки картин, но из-за отказа СССР их покупает Америка.

Русская церковь Николая Чудотворца в Бари. 1913-1915. Проект А.В. Щусева

- Какие вы могли бы назвать собственные открытия в истории этой страны? Чем гордитесь как исследователь?

Я открыл прежде неведомый православный пласт «Русской Италии». До меня этим не занимались: у эмигрантов здесь не было своих научных сил, итальянские русисты были почти все из левого лагеря и считали Церковь реакционным феноменом. Мне помогло то, что и в Петербурге я занимался церковной историей города, и знал, как к ней подступиться. В Италии я нашел в хорошем состоянии приходские архивы, а также эмигрантов, еще прикосновенных в первой волне. Ко мне благожелательно отнеслись священники. В итоге получились диссертация и книга, за которую я удостоился Макарьевской премии. Параллельно я составлял «Российский некрополь», сначала по приходским книгам, потом обошел основные кладбища в стране. Думаю, что примерно с четверть века этим занимался. В Риме помогала коллега Ванда Гасперович, там на одном лишь кладбище Тестаччо – с тысячу русских могил. Книга эта тоже опубликована.

Отличается ли итальянское понимание культурного наследия от российского? На каких примерах лучше всего видна разница?

У итальянцев более органичное и спокойное отношение к жизни, к миру, к истории, без присущих нам крайностей. Они, к примеру, уважительно относятся к муссолиниевской архитектуре – ведь для дуче работали лучшие зодчие. Осознавая идейные грехи послевоенных художников-леваков, они ценят их искусство. В культурном наследии у итальянцев очевидна их национальная черта: преемственность. Народившееся поколение бережет культурный багаж предыдущего. Ренессанс возник из среды искусных ремесленников. Современный итальянский дизайн и мода – из сформированного веками тонкого вкуса и понимания красоты. И еще: глубокое уважение к творцам, к «маэстро». Добавлю ценное местное качество valorizzare - у нас даже нет соответствующего глагола: это целенаправленные действия по приданию известности, ценности, весу тому или иному культурному событию, которое иначе может остаться втуне.

Влияние итальянской культуры, архитектуры и т.п. на русскую общеизвестно. Есть ли (было ли в истории) обратное влияние? Замечают ли его итальянцы? А мы?

Да, существует влияние русского искусства XX века: классическая музыка, хореография, кинематография, литература. После падения советского строя у нас начались нападки и на советское искусство, у многих существовала понятная аллергия, тошнота. Для итальянцев же «Потемкин» остается киноэталоном, поэзия Маяковского волнует сердца, а трудоголиков тут и сегодня называют стахановцами.

Русская церковь Р ождества Христова и Николая Чудотворца во Флоренции. 1899-1903.

Проект М.Т. Преображенского

Если есть «Русская Италия», почему нет понятия «Итальянской России»? Или мы просто о нем не знаем? Есть ли в России ваши визави - люди, изучающие следы и памятники итальянской культуры в русском пространстве?

Многие мои коллеги изучают «Итальянцев в России». Вместе с московским историком-итальянистом Е. Токаревой мы подготовили большой сборник «Итальянцы в России от Древней Руси до наших дней». Под одной обложкой - порядка сорока авторов. Однако среди них моего визави нет: коллеги занимаются какими-то вопросами, проблемами, явлениями, где итальянцы оставили существенный след. Кто-то, например, интересуется пушечными и колокольными мастерами XV века, а там итальянцы задавали тон. Для скачка в «Итальянскую Россию» нужна густая итальянская эмиграция к нам, а она всегда была даже не пунктирной, а точечной. И вряд ли это изменится.

- Что такое «Русская Италия» в XXI веке? Симпатичны ли вам ее новые обитатели? Что привносят они с собою?

Я попал в Италию чуть раньше новой волны эмиграции и участвовал в печатных дискуссиях на тему «четвертой волны» эмиграции, выступал против этого термина. Жизнь показала, что научное сообщество его не приняло, хотя кто-то его и использует. Предыдущие три волны возникали, когда дверь из нашей страны открывалась и закрывалась. Теперь возникла нормальная ситуация, которая существовала с другими диаспорами – с «Английской Италией» или с какой-нибудь другой. Захотел иностранец жить в Италии, есть у него такая возможность – пожалуйста. Захотел вернуться на родину – ради Бога, скатертью дорога. Я знал одного священника, который попросился, вместе со своей семьей, в командировку в Италию, практически на пмж, однако в весьма своеобразном Неаполе ему не понравилось, и он возвратился в Москву. По моим наблюдениям, русские неохотно идут в гастарбайтеры, да их и тут и без русских хватает, и поэтому сейчас в Италии обосновываются разного рода наши профессионалы, люди творческих занятий, обеспеченные пенсионеры. И – множество «русских жен», чаще всего блондинок, сводящих с ума итальянцев. В целом все они люди культурные, ведь Италия задает планку. Со многими я подружился и сотрудничаю. Уверен, что их творчество займет достойное место в общей национальной копилке. В частности, ряд художников уже получили признание. Один расписывает храмы, другой пишет портреты… Русское изобразительное искусство сохранило, благодаря советской системе, академические навыки, утраченные при агрессивном наступлении беспредметности. А наши иконописцы основали в Италии целые школы.

Беседовал Константин Михайлов

Иллюстрации: предоставлены Михаилом Талалаем; WikimediaCommons

Наследие Марии Олсуфьевой

Советская литература стала известна и популярна в Италии во многом благодаря титанической переводческой работе «белоэмигрантки» Марии Васильевны Олсуфьевой (1907-1988).

С советским строем, впрочем, большинство переводимых ею авторов (Булгаков, Пастернак, Окуджава etc.) имели лишь паспортные отношения, но все же графине Олсуфьевой, дочери полковника Добровольческой армии и старосте русской церкви во Флоренции, вдоволь пришлось пообщаться с «системой», познать ее кратковременное расположение и последующий гнев. Причиной ее «коллаборационизма» была, конечно, ностальгия, помноженная на любовь к книге и на веру в возможность либеральных реформ на родине. Вся ее переводческая карьера была проникнута этой верой-любовью. А началась эта блестящая карьера вместе с «оттепелью» и с ее первой литературной ласточкой, книгой Владимира Дудинцева «Не хлебом единым».

Шел 1957 год, и Запад с любопытством смотрел на Восток, приобретавший гуманные очертания. Флорентийский издатель Бруно Нардини, председатель Международного книжного центра, заявил, что готов опубликовать Дудинцева, если переводчица сдаст текст через 25 дней. «Закончила переводить в два часа ночи, а в шесть утра приехал Нардини и повез меня в типографию, - рассказывала позднее Мария Васильевна, - где наборщики ворчали, что, мол, даже газеты в такой спешке не печатают» 1). Издатель спешил не зря, пожав коммерческий успех; по достоинству был оценен и переводческий талант Олсуфьевой. С той поры русская флорентийка почти ежегодно готовила для печати одну-две книги, идя наперекор издательской практике: сама выбирала авторов, переводила и затем уже предлагала к публикации. Ее работоспособность поражает 2).

…Увы, мне не довелось узнать Марию Васильевну лично. Первый раз я прибыл во Флоренцию спустя всего лишь год после ее кончины: все еще дышало тут ее присутствием. Через несколько лет, начав по поручению русской общины составление брошюры о местной православной церкви 3) и изучение ее архива, я был поражен организаторскими и исследовательскими талантами покойной старосты. Метрические книги, протоколы собраний, переписка с разного рода лицами и инстанциями - все это пребывало в образцовом порядке. Более того, Мария Васильевна написала на итальянском книжку о храме (весьма облегчившую мой собственный труд), помогла инвентаризации приходского имущества и собрала картотеку русских захоронений на местных кладбищах.

Любовь к истории отечества еще более очевидно запечатлелась в архиве переводчицы, с которым я ознакомился в ее жилище, где обитала дочь Елизавета. Этот русский уголок, экзотический для Флоренции, походил на музей, с массой реликвий, икон, фотографий, редких книг. Архив состоял из систематизированной переписки с писателями и издательствами (именно эту переписку дочь отдала впоследствии в Библиотеку Вьессе, где основные ее части перевели на итальянский и опубликовали 4) и из большого свода материалов о «русской Италии», о самих Олсуфьевых, о Демидовых, Бутурлиных и прочих семействах, оказавшихся волею судеб на Апеннинах.

В досье о Бутурлиных обнаружился почти готовый перевод воспоминаний графа Михаила Дмитриевича об Италии 1820-1840 годов. К нему прилагались генеалогические древа, иллюстрации, комментарии: благодаря такой качественной работе переводчицы мне удалось почти сразу найти итальянского издателя - так спустя тринадцать лет после смерти Марии Васильевны вышла ее новая книга 5).

Общаясь с ее родными и близкими, с членами православного прихода, нетрудно было воссоздать жизненный путь Олсуфьевой.

Родину она покинула вместе с родителями, когда ей было 11 лет. Впрочем, и Италия была во многом ее родиной, ибо родилась она именно здесь. Дело в том, что ее родители, Василий Алексеевич Олсуфьев и Ольга Павловна (урожденная графиня Шувалова), будучи страстными италофилами, проводили немало времени на Апеннинах, а кроме того, Ольга Павловна обзавелась во Флоренции доверенной акушеркой и посему ездила сюда рожать.

В четырехмесячном возрасте Машу привезли из Флоренции в Москву, в старинное родовое гнездо Олсуфьевых на Поварской улице. Еще был жив ее дед, граф Алексей Васильевич, старый сановник, посвящавший досуг переводам древнерусских поэтов (не от него ли дар?). Кроме латыни дед любил церковно-славянский, и Маша у него брала уроки этого языка, пригодившегося во время служения старостой флорентийского храма. Дети вообще росли во многоязыковой среде: мать предпочитала читать и писать на французском (в доме прислуживала и «мадемуазель»); любимая няня-литовка Кета изъяснялась по-немецки, вынужденно перейдя на русский после августа 1914 года; особый учитель обучал английскому; дед разъяснял старославянский, а во время ежегодных родительских поездок во Флоренцию все семейство погружалось в итальянскую стихию. Подобное лингвистическое богатство не осталось под спудом.

Уже эмигранткой, в 1936 году, Мария Васильевна взялась было за описание своего русского детства, но, увы, что-то ей помешало его продолжить, и из задуманных воспоминаний получилось лишь несколько страниц 6). Это - заметки о дачной жизни в Ершово (поместье Олсуфьевых близ Звенигорода), о кучере Сергее, о садовнике-немце Эрнсте, о сестрах Александре, Дарии, Ольге и брате Алексее, о нянях и гувернантках, о «темном и огромном» доме на Поварской с его более веселой конюшней и погребами, о похоронах деда на Новодевичьем кладбище, о книгах, спрятанных в постели, с тем чтобы читать по утрам (первой стала «Принц и нищий» Марка Твена), о первых литературных опытах, об антинемецких демонстрациях в Москве, о пленных австрийцах. Записки обрываются 1915 годом, когда Олсуфьевы уехали в Тифлис, к отцу, воевавшему на турецком фронте…

Родители Марии Васильевны - граф Василий Алексеевич Олсуфьев и Ольга Павловна, урожденная графиня Шувалова

В архиве переводчицы сохранился и другой неизданный документ, мемуарное эссе ее матери Ольги Павловны, на французском языке, под титулом «Разбросанные листья». Удивительным образом рассказ матери продолжает оборванное повествование дочери, написанное годами позже.

…Граф Василий Алексеевич, полковник императорской армии в отставке, в самом начале Первой мировой войны уходит добровольцем. Его посылают на Кавказ, следом за ним, в сопровождении приставленного казака, отправляется супруга, чуть позднее - все пятеро детей. Революция застигает семейство в Кисловодске, где в надежде на антикоммунистически настроенных казаков и горцев укрываются представители «старой России». Советская власть, поначалу весьма умеренная, приходит и в этот курортный городок. Постепенно власть крепчает, начинаются экспро-приации. Летом 1918 года Василий Алексеевич вместе с другими офицерами уходит в горы, к отрядам Добровольческой армии. Осенью того же года «белые» и казаки занимают Кисловодск, но - ненадолго. При подходе «красных» Олсуфьевы бегут к черноморскому берегу, и с помощью одной татарки добираются до Батуми. Идет весна 1919 года, и «красное» кольцо сжимается. В один прекрасный день в Батуми причалил английский военный корабль. Отчаявшаяся Ольга Павловна поднимается на его борт и умоляет увезти ее семью в Италию, «где существует свой собственный уголок». К ее изумлению, британ-ский капитан тут же предлагает всему семейству явиться на корабль. В марте 1919 года Олсуфьевы высаживаются в портовом городе Таранто…

Французский текст Ольги Павловны заканчивается строками по-английски, где она горячо благодарит британскую нацию за верную и искреннюю поддержку всем гонимым».

В отличие от многих беженцев Олсуфьевы жили в изгнании безбедно. Капиталы они еще до революции промыслительно держали в немецких банках, а, потеряв всю недвижимость в России, удержали по крайней мере «флорентийский уголок».

Четыре девочки, получив отменное образование, славились в Тоскане своими талантами и красотой: среди искателей невест возникло даже собирательное выражение «sorelle Olsoufieff», «сестры Олсуфьевы». В самом деле, блестящие партии не заставили себя ждать: 28 ноября 1929 года, в самый день своего 22-летия, Мария, студентка филфака, вышла замуж за флорентийца швейцарского происхождения Марко Микаэллиса, впоследствии известного университетского ученого-агронома; его брат женился на самой младшей из сестер, Ольге. Две старшие сестры породнились с римской аристократией: Ася, талантливая художница, стала носить фамилию Бузири-Вичи, а Дарья - фамилию Боргезе, вместе с княжеской короной (перу Дарьи принадлежат две интереснейшие итальянские книги, «Гоголь в Риме» и «Старый Рим»).

Ушли в иной мир старшие Олсуфьевы: граф скончался в 1925 году, его супруга - в 1939-м. Однако на свет появилось новое, многочисленное поколение: у одной Марии Васильевны - четверо детей!

Во время Второй мировой войны, в 1941 году, погиб Алексей, призванный на королевский флот в качестве итальянского подданного. Его судно пустили ко дну британцы - та самая нация, что спасла его на Кавказе.

После войны, в 1950-е годы, когда дети выросли, Олсуфьева обратилась к переводческой деятельности, о чем мы рассказали в самом начале. Апогей ее переводов пришелся на 1960-е годы. Блестящие, сенсационные публикации, успех у публики и у издателей, преподавание в Школе переводчиков. Замечу, что в Италии в те годы доминировала так называемая «левая культура», и поэтому успехи «советской» литературы тут воспринимались с особым энтузиазмом.

После почти полувекового изгнания - вновь поездки в Москву. Одно обстоятельство на «первой» родине оказалось особенно пикантным - правление Союза советских писателей разместилось в особняке Олсуфьевых на Поварской. Именно в своем бывшем доме, ставшем Домом писателей, переводчица встречалась с друзьями, и даже справляла с ними новогодние праздники, причем ее старый друг Шкловский провозглашал тосты «за хозяйку». Да и представители аппарата тогда позволяли себе вольности, часто титулуя ее графиней.

Все изменилось с изменением политического климата в СССР. Страну опять подморозили, а когда Солженицын попросил именно Марию Васильевну стать переводчицей его «Архипелага», приоткрывшиеся было для нее двери на родину захлопнулись - теперь уже навсегда. Олсуфьева, впрочем, верила, что абсурдный режим не может долго продержаться, и помимо переводов советских правозащитников стала оказывать им и прямую помощь.

В те годы эмигранты из СССР, попавшие в Италию, знали, что во Флоренции их могут ощутимо поддержать. В самом деле, в местной прессе улицу Льва Десятого, на которой стоит русская церковь, прозвали эмигрантской тропой: в общей сложности тут нашло временный приют около трехсот семейств. Мария Васильевна завела даже особую тетрадь для отзывов тех особых гостей, сегодня превратившуюся в уникальный документ «третьей волны» эмиграции. Особенно близкая к кругам академика Сахарова, она пыталась привлечь внимание западного общественного мнения к его драматической судьбе, опекала Елену Боннер во время ее поездок в Европу.

В 1988 году Мария Васильевна скончалась. Уверен, что если б она успела съездить в перестраивавшуюся Россию, ее ожидал бы там почетный прием.

Сейчас она не может «вернуться» на родину своими книгами, как большинство эмигрантов-литераторов, ибо все ее труды были переводами, а собственных текстов она не писала, хотя, вне сомнения, могла. Я и мои знакомые не раз задавались вопросом: почему же только переводы? Возможный ответ я нашел недавно в тех скромных автобиографических записках, что она начала, да так и не кончила. Мария Васильевна вспоминает, что с детства страдала особой застенчивостью. Также с детства ей хотелось писать, и она сочиняла стихи и рассказы, прятала их, но взрослые находили, и, к ее ужасу и стыду, читали вслух написанное… Не лучше ли, в самом деле, переводить сочиненное кем-то другим?

Как бы то ни было, литературный дар Олсуфьевой реализован в полной мере. Он послужил России, пусть и за ее пределами. И еще послужит, ибо книги, ею переведенные, итальянцы читают и будут читать 7).

Примечания

1) Costa M. Traduttrice dell’anno, una nobildonna russa [Переводчица года, русская аристократка]//II Giorno, 17.01.1968. P. 7.

2) Общий список ее работ, опубликованных в Италии, см. в: Талалай М.Г. Олсуфьевы в эмиграции//Из глубины времен. № 10, 1998. С. 280; см. также библиографический словарь Scandura C. Letteratura russa in Italia. Un secolo di traduzioni [Русская литература в Италии. Столетие переводов]. Roma, Bilzoni editore, 2002.

3) См.: Талалай М.Г. Церковь Рождества Христова во Флоренции. Флоренция, 1993 (изд. 2-е: Флоренция, 2000).

4) Pavan S. Le carte di Marija Olsufdva [Бумаги Марии Олсуфьевой]. Roma, 2002.

5) Boutourline M. Ricordi [Воспоминания графа М.Д. Бутурлина, под ред. В. Гасперович и М. Талалая]. Lucca, 2001.

6) Воспоминания М.В. Олсуфьевой, написанные на итальянском языке и озаглавленные «Ai miei figli» [Моим детям], хранятся в семье ее сына Франческо.

7) В архиве русистки Оретты Микаэллис, невестки Марии Васильевны, сохранился последний неизданный титанический труд, карамзинские «Письма русского путешественника», сделанный двумя переводчиками совместно. Будем надеяться, что выйдет в свет и эта книга, как и переиздания уже опубликованных.

Михаил Талалай

Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках

Пролог. Почему «Русский Афон»?

Моя молитвенная благодарность святогорцам, ведомо и неведомо способствовавшим появлению этой книги, – отцам Павлу, Максиму, Виталию, Ефрему, Исидору, Герасиму, Кукте и многим другим.

Есть на свете немало гор, называемых Святыми.

Однако, когда разговор заходит о Святой Горе, всем становится ясно, что имеется в виду именно та, парящая над северными водами Эгейского моря. Причем подразумевается даже не сам географический объект высотою 2033 метра – его афонцы попросту называют шпилем, – а весь длинный и узкий полуостров, как будто стремящийся оторваться от грешного европейского материка и застывающий в этом усилии взлететь.

Есть на свете горы и выше, и величественнее. Но нет более значимой в истории человечества, чем эта, Святая. Ибо у ее подножья уже более тысячи лет обитают особые люди, не похожие на нас. Они живут как будто вдали от мира, но одновременно на него влияют (впрочем, про самих себя они не говорят, что обитают или живут, они – спасаются). Их главное дело – приближение к Богу ради спасения себя и мира.

По-славянски таких людей зовут иноками, то есть иными, другими. И всё в истории и облике Афона иное, загадочное для непосвященных. Все здесь полно чудесами. Как в нашей просвещенной Европе уцелела такая горячая коллективная вера? Что это: монашеская республика или же монархия с Царицей Небесной на престоле? Нужно ли так старательно отвергать технический прогресс и жить по-средневековому? Почему сюда не пускают женщин? Неужели тут никто и никогда не ест мясного? Зачем вынимают останки покойников из могил и складывают их черепа на полки?

Ясно, что одной, исчерпывающей книги, отвечающей на все вопросы, быть не может. Возможно, когда-нибудь появится некая Афонская энциклопедия, куда войдут статьи про политическое устройство этого иного края, его экономику, аватон (запрет на посещение полуострова женщинами), архитектуру, местную природу, песнопения, монашеское меню, режим дня, погребальные традиции.

При этом возникает существенный вопрос: а можно ли говорить о русском Афоне? И нет ли здесь искушения так называемым филетизмом, то есть преобладанием национального над христианским? Ведь Святая Гора – это сокровищница всего православного мира (и всего человечества, если говорить не только о вере, но и о культуре). За тысячу лет здесь, на коренной византийской почве, сплавились воедино молитвенные подвиги самых различных народов: греков, славян, грузин, румын и других (до XIII века тут существовал, например, даже один итальянский монастырь). Да и канонически все братства относятся к Вселенскому Патриархату. Местные же монахи, хотя по правилам и обязаны получить греческие паспорта, склонны считать, что утрачивают свою национальность вместе с мирскими именем-фамилией.

И все-таки, сделав такие оговорки, рассказывать о русском Афоне и можно, и должно: у нашего народа была собственная, и необыкновенно богатая, история отношений с этим местом.

Начать с того, что самый первый русский инок, вошедший в наши Святцы как преподобный Антоний Киево-Печерский, принял постриг именно на этом полуострове. Он и вслед за ним его ученики внедрили в самую душу Древней Руси благоговейную любовь к Афону: так начало нашей христианской жизни получило благословение со Святой Горы.

О святогорском благословении помнят не только в России, но и на современном, весьма эллинизированном Афоне: в Эсфигменском монастыре, оплоте зилотов, основателя русского иночества гордо именуют не иначе как преподобный Антоний Эсфигменский.

От Антониевой пещеры путь по Афону можно продолжить морем. Тогда следующей остановкой станет красивый Ватопедский монастырь. В нем принял постриг греческий юноша Михаил Триволис, ставший впоследствии русским духовным писателем, преподобным Максимом Греком (на Афоне его называют Максимом Ватопедским). В 1997 году здесь произошло замечательное событие: Русская Церковь прислала в дар Ватопеду ковчег с частицей мощей преподобного: «Максим вернулся домой», – говорили растроганные иноки.

Московский митрополит святитель Киприан (1395–1406) также начал свое служение на Афоне. В тяжкое время – и для Руси, и для Византии – он сделал необыкновенно много для укрепления Православия.

Нельзя переоценить значение духовного опыта старца Нила Сорского, приобретенного им в 1460–1480 годах на Афоне и послужившего основой для его учения о нестяжательстве.

В XVIII веке сходный подвиг совершил старец Паисий (Величковский), основатель Ильинского скита и неутомимый собиратель святоотеческого наследия. Организованный им перевод греческих рукописей стал основополагающим для иноческого возрождения в России. И таковых эпизодов особых отношений нашей страны со Святой Горой – великое множество.

…Порою посетителя нынешнего русского Афона охватывает неизбежная горечь: по различным историческим причинам, о которых речь пойдет ниже, российское монашество потеряло многие свои учреждения, а его численность в пять тысяч иноков в начале XX века уменьшилось до полусотни в начале XXI века. Невозможно не думать об этом, посетив великие, некогда русские, скиты, Андреевский и Ильинский, теперь ставшие греческими.

Но статистика на Афоне – не главное. Приведем лишь один пример: именно на то время, когда российские обители переживали видимый упадок, приходятся духовные подвиги старца Силуана Пантелеимоновского – подвиги, поразившие христианский мир.

Русский Афон продолжает жить.

Залогом тому является следующее примечательное событие: в 2000 году здесь, в одной келлии Кутлумушского монастыря, русские афонцы освятили церковь во имя преподобного Серафима Саровского, первую с таким посвящением на Святой Горе. Однажды этого старца назвали излучением Горы Афонской. Теперь этот свет, словно отразившись, возвращается к первоисточнику, на Афон, куда из глубины России устремлялась любовь самого святого Серафима, также как и любовь тысяч других русских людей, не ступавших на эти дороги никогда, но сердцем их прекрасно знающих.

Святая гора в начале XXI века

Благословенна Эллада, имеющая такое сокровище, как Афон!

Конечно, принадлежит он всему православному миру, но грекам все же сподручнее: можно отправляться на Святую Гору хоть каждый уик-энд (эллины, кстати, в борьбе с американизацией постановили именовать его саватокирьяки, т. е. суббота-воскресенье).