Траугот александр георгиевич биография. Работы художника Траугот Г

Братья Александр Георгиевич Траугот и Валерий Георгиевич Траугот - заслуженные художники России, наиболее известные книжные графики Ленинграда 60 - 90-х. Родились в Ленинграде в семье художников. Главным учителем считают отца, Георгия Николаевича Траугота (1903 - 1961). Первые книги создавались и задумывались совместно с отцом — отсюда коллективный псевдоним «Г. А. В. Траугот».

Мое знакомство с Валерием Георгиевичем началось в 2003 с просьбы сделать к первому дню рождения дочери четыре картинки к «Принцессе на горошине» (в дальнейшем на основе этой серии появилась на свет замечательная библиофильская книжечка, изданная московским собирателем С. Серовым). В 2003 - 2004 принимал активное участие в выставочной деятельности Валерия Георгиевича, предоставляя на экспозиции ранее приобретенные работы из античного цикла (Гомер, Овидий, Апулей) и иллюстрации к О. Бергольц (II Международная ярмарка "Невский книжный форум" в Ледовом дворце (2003), Выставка к 300-летию СПб в ЛОСХе (2003), Персональная выставка в Царском Селе). С Александром Георгиевичем познакомился позднее в 2006 на презентации в Эрмитаже книги «Мастер и Маргарита» вышедшей в издательстве Вита Нова с их иллюстрациями. И в том же 2006 в библиотеке им.М.Ю. Лермонтова состоялась выставка «Классики петербургской иллюстрации Г.А.В. Траугот» из коллекций Вита Новы и К. Авелева. К выставке был напечатан иллюстрированный буклет (фото справа). АК

Гомер «Илиада. Одиссея»
Рисунки Г.А.В. Траугот

Литературно-художественное издание в двух томах (футляр).
Изд-во «Светлячок», СПб, 2001. Тираж 5 000 экз.

Работа над иллюстрациями продолжалась два года, ей предшествовал долгий подготовительный период. По своей пластической остроте и артистической непринужденности эти композиции напоминают античные сюжеты в графике Пикассо и Матисса. <…> в этом цикле можно узнать многие характерные особенности графической манеры художников: размывание контуров фигур, совмещение на одном рисунке разных фаз движения героя, «прозрачность» предметов, их проницаемость для взгляда.
Трауготы работают черной тушью и акварелью, комбинируя тонкий перовой рисунок с жирными линиями, нанесенными кистью и размывками моделирующими объемы. В некоторых композициях благодаря использованию техники монотипии создается эффект патины, покрывающий древние изваяния.

ИЛЛЮСТРАЦИИ
1999 - 2000, ГАВ Траугот

художники :
год : 1999 - 2000
техника : тушь, акварель

название :
размер изображения (бумаги) :
цена :

1. Гомер «Одиссея», Песнь третья, заставка (стр.43)
11,5 x 13 (21 x 18) cm
продано

2. Гомер «Одиссея», Песнь шестая, иллюстрация (стр.112)
17 x 13 (19,7 x 14,7) cm
20.000 руб

3. Гомер «Одиссея», Песнь четвертая, концовка (стр.91)
10,5 x 10 (22 x 19) cm

рисунки Г.А.В. Траугот на www.сайт?

провенанс : * - работа №1 воспроизведена в альбоме-монографии «Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот», 2011, стр. 234

Гомер «Илиада. Одиссея» Изд-во «Светлячок», СПб, 2001, стр. 43, 91, 112
Изд-во Вита Нова , СПб, 2011, стр. 234

ВАРИАНТЫ ИЛЛЮСТРАЦИИ
1999 - 2000, ГАВ Траугот

художники : ГАВ Траугот [ GAV Traugot ]

название, год :
цена :

1. Гомер «Илиада. Одиссея», вариант иллюстрации, 1999 - 2000

продано

2. Гомер «Илиада. Одиссея», вариант иллюстрации, 1999 - 2000
монотипия, акварель 29,6 х 20,8 cm
15.000 руб

иллюстрации Г.А.В. Траугот на www.сайт?

Завершив работу над двухтомником Гомера, художники не расстались с античной темой и обратились к классикам римской литературы. В 2002 году в калининградском издательстве «Янтарный сказ» вышли поэма Овидия «Наука любить» и роман Апулея «Золотой осел» с рисунками Трауготов.

Апулей «Золотой осел» Иллюстрации Г.А.В. Траугот

Литературно-художественное издание в двух томах.
Изд-во «Янтарный сказ», Калининград, 2002. Формат 70х90 1/64.

Овидиевский и апулеевский циклы выполнены в одинаковой технике перового рисунка с акварельной подцветкой, в сходном стилистическом ключе, но между ними существует и существенные различия, особенно очевидные в выборе цветовой гаммы.

Покорный, многострадальный осел вызывает неизменные симпатии художников, воспринимается ими как полноценный лирический герой: он трогателен, исполнен наивной грации, его унылая фигура то и дело мелькает в иллюстрациях, заставках и концовках, водружается на постамент, оплетается цветочными гирляндами. Этот образ даже имеет конкретного прототипа. «Мы нашли в зоопарке серебристого ослика, навещали его, делали рисунки с натуры. Это было изумительно…» - вспоминали Трауготы.
Д.В. Фомин (Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот, 2011)

художники : Г.А.В. Траугот [ G.A.V. Traugot ]
год : 2002
техника : акварель

название :
размер изображения (бумаги), :
цена :

1. Апулей «Золотой осел», Книга десятая
вариант иллюстрации к стр.240
22 x 17 (27 x 20) cm
ПРОДАНО

2. Апулей «Золотой осел», Книга десятая
вариант иллюстрации к стр.311
19,5 x 15 (27 x 20) cm
25.000 руб

3. Апулей «Золотой осел», Книга десятая
вариант иллюстрации к стр.291
11,7 x 8,7 (16,5 x 15) cm
50.000 руб

графику Г.А.В. Траугот на www.сайт?

провенанс : приобретено у В.Г. Траугота в 2003
Работа №3 воспроизведена в альбоме-монографии «Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот», 2011, стр. 251

выставки & публикации :
Выставка «Классики петербургской иллюстрации Г.А.В. Траугот», Библиотека им.М.Ю. Лермонтова, СПб, 2006
Л.С. Кудрявцева Д.В. Фомин «Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот» Изд-во Вита Нова , СПб, 2011, стр. 251

Публий Овидий Назон «Наука любить»
Оформление и иллюстрации Г.А.В. Траугот

Литературно-художественное издание. Футляр.
Небольшая часть тиража в цельнокожаном переплете с золотым обрезом по верхнему краю.
Изд-во «Янтарный сказ», Калининград, 2002. Формат 70х901/64

цена : 100 EUR

«Наука любить» 2002 года - изящное миниатюрное издание почти квадратного формата. На верхней крышке коричневого переплета золотом оттиснуты сплетенные в объятиях фигуры влюбленных <перекочевавшие из предыдущего цикла к Гомеру. АК >.
Изящные контурные рисунки пером, передающие стремительность движений героев, пылкость их темпераментов, подсвечены тончайшими переливами акварели. <…> Иллюстраторы пытаются постичь пластическую природу античной чувственности. Они воссоздают атмосферу целой эпохи, не отличавшейся, как известно, скромностью и целомудрием, обращаются к культуре, во всех сферах которой эротика играла исключительную роль.
Д.В. Фомин (Линия, цвет и тайна Г.А.В. Траугот, 2011)

художники : ГАВ Траугот [ GAV Traugot ]

название, год :
техника, размер бумаги :
цена :

1. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.214), 2001
монотипия, акварель 29,6 х 20,5 cm
15.000 руб

2. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.90), 2001
монотипия, акварель 29,6 х 20,8 cm
ПРОДАНО

3. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.207), 2001
тушь, перо, акварель 29,1 х 20,9 cm
20.000 руб

4. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.179), 2001
монотипия, акварель 27,2 х 20,9 cm
15.000 руб

художники : Г.А.В. Траугот [ G.A.V. Traugot ]
год : 2000
техника : монотипия, акварель
размер бумаги : 39,9 х 29,5 cm

название :
цена :

1-2. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.236) + вариант
70.000 руб

3-4. Овидий «Наука любить», иллюстрация (стр.191) + вариант
70.000 руб

провенанс :
иллюстрации приобретены у В.Г. Траугота в 2003
варианты приобретены у М.А. Вершвовского в 2013

Г. А. В. Траугот — общая подпись, под которой публиковалась книжная графика трёх художников: Георгия Николаевича Траугота и его сыновей Александра и Валерия.

Братья Александр Георгиевич (р. 1931) и Валерий Георгиевич (1936-2009) Трауготы

Живописцы, книжные графики, скульпторы.

Заслуженные художники России. Родились в Ленинграде в семье художников. Главным учителем считают отца, Георгия Николаевича Траугота. С 1956 года работают в книжной графике. Первые книги создавались и задумывались совместно с отцом — отсюда коллективный псевдоним "Г. А. В. Траугот".

Художники оформили более 150 книг: "Сказки матушки Гусыни", "Волшебные сказки" Шарля Перро, "Сказки и истории" Ханса Кристиана Андерсена, "Кубинские сказки", "Сказки Камбоджи", "Илиада" и "Одиссея" Гомера, "Наука любить" Овидия, "Золотой осел" Апулея, "Мастер и Маргарита" Булгакова и многие другие. Сказки Андерсена в их оформлении переиздавались 17 раз и вышли общим тиражом свыше трех миллионов экземпляров.
Работали в самой разнообразной технике: гуашь и акварель, пастель, офорты, сангина, рисунки пером и офорты, раскрашенные пастелью.
На всероссийских конкурсах А. и В. Трауготы получили более 30 дипломов, 14 из них — первой степени.
Работы братьев А. и В. Трауготов находятся в музеях Москвы (в том числе в Третьяковской галерее), Санкт-Петербурга, Твери, Архангельска, Петрозаводска, Вологды, Иркутска, Красноярска, Рязани, Калининграда, а также за рубежом: в музее Андерсена в Одессе, в Японии, Германии, Чехии и др., во многих частных коллекциях в Европе, США, Израиле.

Книги с иллюстрациями художников

Сказочников никогда не было много. 86-летний Александр Георгиевич Траугот — последний из оставшихся. Всю жизнь он создает книжки для детей

Волшебные акварели к сказкам Перро, Андерсена, Гауфа, подписанные "Г.А.В. Траугот", стали входом в магический и великий мир литературы для многих поколений. Три первые буквы — это Георгий, Александр и Валерий Трауготы — отец и два сына. Самые страшные карлики и красноглазые людоеды, самые загадочные принцессы, самые волшебные замки — все это на акварелях Траугота.

Дом Александра Траугота в Санкт-Петербурге — культовое место (кто только здесь не бывал!) и одно из самых недоступных для любопытствующих. Кажется, время здесь остановилось еще век назад. Траугот верит, что ручная муха, которая у него живет, умеет читать книги, и считает своим другом кота Бенедикта...

— Александр Георгиевич, в вашем творческом псевдониме зашифровано и имя вашего отца...

— Мой папа, Георгий Николаевич Траугот, поступил в Академию художеств в 21-м или 22-м году. Американская благотворительная организация АРА выдавала каждому студенту чашку какао и булочку, но отец был слишком, на их взгляд, румяный и цветущий. Поэтому, чтобы получить эту же булочку, он должен был рубить дрова. С отцом учился брат моей матери, Константин Янов. Как-то отец зашел к нему и поразился, увидев его младшую сестру: "Если бы у меня была такая сестра, я бы каждый день дарил ей цветы!" — сказал он. "Дари!" — сказал Костя. Так и случилось — они поженились. Мама, хотя и училась в Институте гражданских инженеров, тоже стала художницей, хотя и никогда не выставлялась. Если есть друзья, которых ты любишь и уважаешь и они тебя поддерживают, то совсем не нужно, чтобы признавала огромная аудитория.

Мы жили в коммунальной квартире на Большой Пушкарской вместе с бабушкой и дедушкой. Этот дом был необычный. До революции он принадлежал маминой семье, а строил его молодой архитектор Митрофан Фомичев. Он там накрутил сфинксов, нимф — это был его первый дом. Не все в нем сохранилось: кое-что потом с фасада пропало, а в 1917-м и в 1942-м в дом попадали снаряды...

— Вы всю жизнь иллюстрируете детские сказки. Видимо, это любовь из детства? Что вы в детстве читали?

— Я должен поспорить. Никаких детей нет. Все люди — дети. И даже с высоты своего возраста могу сказать: человек остается ребенком всегда.

А во времена моего детства детских книг не было, читали взрослые. Мой младший брат, например, уже в 9 лет читал наизусть отрывки из пьес Шекспира. Что еще делали?

В музеи ходили мало до войны, да и работали все много. Но такие походы запоминались. Эрмитаж и Русский музей отличались входом: каждому посетителю дверь открывал швейцар. А с моим отцом швейцар даже здоровался.

— Ваша семья всю блокаду была в Ленинграде. Только младшего брата удалось эвакуировать с детским садом. Я знаю, что вы сами чуть не умерли от голода. Как вы вспоминаете те дни?

— Во время блокады одни проявляли благородство, другие стали зверьми. Может быть, это детский острый взгляд. В очереди за хлебом нередко люди падали. В декабре 1941-го так упал мой отец, и у него украли карточки — он держал их в руке, потому что положить эту драгоценность в карман было нельзя. Мы остались без хлеба. Мама взяла меня за руку и повела к тете. Тетя была военным врачом, 480-й особый саперный батальон. Мы шли через весь город, отдыхая по пути в пустых трамваях. Трамваи же остановились где попало. Когда мы пришли, мама сказала тете: "Я хочу оставить вам Шурика, иначе он умрет". Так я остался жив.

Мы довольно-таки скоро перестали обращать внимание на бомбардировки. Сначала каждую тревогу ходили в бомбоубежище. Потом просто спускались в квартиру к соседям на первый этаж. Часто при бомбежках читали вслух, например Честертона "Человек, который был Четвергом". И в это время все качалось, мы слышали, как рядом падают бомбы. А мы жили как будто в двух мирах: реальном и мире Честертона... Перед окнами квартиры, где мы отсиживались, сейчас пустырь. И в войну был пустырь. В мае 1942-го начались занятия в школе, и нас послали копать огород на этот пустырь. Это было страшно, потому что мы часто натыкались на обрубки человеческих ног и рук...

Во время блокады напротив Эрмитажа стояла баржа, там была баня. Очень сложно было получить туда талон. И вот мы с отцом в 42-м году, в самое тяжелое время, почти в темноте с керосиновыми фонарями там мылись.

Отца поманил командир. Он сидел в бане в форме, видимо, был начальником. Поманил и сказал: "Ну вы и страшненькие". А однажды какой-то красноармеец, увидев меня с мамой, дал нам по куску хлеба с салом. И сказал моей маме: "Я хочу, чтобы вы это съели при мне. Потому что вы, может быть, кому-то отдадите". Это неизвестный человек, которого я всегда помню.

И вот Печковский поет арию Германа, обращаясь к портрету Сталина: "Что верно — смерть одна. Кто ей милей из нас, друзья. Сегодня ты,— на Сталина указывает,— а завтра я..." По залу прокатился вздох

— Вы учились в художественной школе в конце 1940-х. Для искусства это было мрачное время, даже третий этаж Эрмитажа с импрессионистами был закрыт. В вашей семье говорили об этом искусстве?

— Я поступил в школу при Академии художеств в 1944-м. Здание было частично разрушено бомбой, было очень холодно. Преподаватели и ученики плохо знали современное искусство. Ван Гог, Матисс — это было малодоступно. А у отца была библиотека, и еще в 30-е годы можно было получать иностранные журналы. Отец выписывал Cahiers d`Art. Так вот я как-то принес в школу репродукцию Матисса — портрет мальчика в розовой рубашке и зеленых штанах на желтом фоне. Надо сказать, у нас в школе никогда не было драк, но один мальчишка, когда увидел эту репродукцию, бросился на меня с кулаками. Такое у него было потрясение. Он был возмущен: эта репродукция опрокидывала многое из того, что он любил...

— В послевоенное время люди остерегались компаний, в гости ходили лишь к родственникам — боялись доносов. Вокруг вашей семьи много было осведомителей?

— Осведомителей было легко отличить. У нас были друзья из театра Образцова, они рассказали, что одна дама у них служит по совместительству в НКВД. Но показывать, что они это понимают, было нельзя, чтобы не вспугнуть, чтобы не вызывать подозрений. У осведомителей были свои правила: они всегда приходили без предварительного звонка по телефону, всегда по праздникам.

Как-то мы идем компанией, разговариваем о цвете, о колорите. Белая ночь. И видим: собрались дворники, все в белых передниках. Тогда у каждого дома всю ночь дворник дежурил, ворота запирались. А я говорю: "Как пингвины, очень красиво". Вдруг появляется милиционер, и нас забирают в участок. Начальник милиции спрашивает: "Какими языками владеете?" Оказывается, дворники сообщили милиции, что мы говорим на иностранном языке. Потому что употребляли непонятные им слова — кобальт, ультрамарин...

— Известно, что вы были знакомы со "всем Ленинградом". Неизбежный вопрос про Ахматову: были ли вы дружны?

— У нас было много общих знакомых. Мы, конечно, знали ее стихи, но знакомиться не было нужды. Это все равно что с Фетом знакомиться.

А вот сына Ахматовой, Льва Николаевича Гумилева, я знал много лет. В конце 1940-х отец писал панно в Этнографическом музее и там познакомился со Львом Николаевичем. У него была постоянная проблема — никуда не брали на работу. Моя тетушка-психиатр устроила его в библиотеку психиатрической больницы. Он, конечно, человек талантливый, но раненный тем, что он сын великих родителей. Нервный, очень самолюбивый. Помню, как встретил его на концерте певца Николая Печковского, дело было еще до ХХ съезда. Печковский только что вернулся из лагеря, влез в свой старый фрак. Зал был забит, и все бывшими сидельцами, Гумилев сидел в первом ряду. Напротив сцены висел большой портрет Сталина на красном фоне. И вот концерт начался. Более всего Печковский был знаменит в роли Германа в "Пиковой даме". И он поет арию Германа, обращаясь к портрету: "Что верно — смерть одна. Кто ей милей из нас, друзья. Сегодня ты,— на Сталина указывает,— а завтра я..." По залу прокатился вздох.

— Вы иллюстрировали Перро. Изображали прекрасную Францию, не бывая там. По старинным гравюрам?

— Я очень долго не хотел ехать во Францию вообще. Мне казалось, что нет уже той Франции, что мой мир будет разрушен. Но когда приехал, не разочаровался. Для меня Париж и Петербург связаны.

Я вспоминаю слова художника Ивана Яковлевича Билибина. Он, эмигрировав, жил во Франции, жил материально трудно. Ему говорили, что надо ехать в Америку. На что он отвечал: русский художник должен жить в Париже или Петербурге.

— Ваша жена Элизабет — француженка. Как вы с ней познакомились?

— Это романтическая история. Прилично ли ее рассказывать?.. Мне было около 25 лет. Я пришел в Эрмитаж — что-то лепил и хотел посмотреть одну скульптуру. Элизабет, идите сюда! Я как раз рассказываю о нашем знакомстве... Смотрю — группа школьниц-француженок. И вижу в профиль одну девочку с толстыми щеками. Эта картина как будто застыла у меня перед глазами. И я сам себе говорю: "Почему ты на нее смотришь?" Прошло много лет. После окончания Сорбонны Элизабет отправили по обмену преподавать русский язык в Ярославле. Она захотела поехать в Ленинград, и знакомые дали адрес моего брата. Так я познакомился с той девочкой, профиль которой остановил меня в Эрмитаже в 25 лет. Поженились мы уже в Париже. Я тогда купил новые ботинки, а в мэрии на Монпарнасе лестницы были деревянные и начищенные. Я поскользнулся и покатился вниз. Боялся, что это плохая примета. Обошлось...

— Вы сами никогда не хотели писать сказки?

— Когда я вижу лист бумаги, фарфоровую белую тарелку, холст, мне так естественно взяться рисовать, что уже трудно заставить себя писать...

Беседовала Зинаида Курбатова

Александр Георгиевич Траугот (1931) и Валерий Георгиевич Траугот (1936-2009) известны нескольким поколениям читателей под псевдонимом Г. А. В. Траугот.

Три буквы стоят рядом с фамилией, но не для того, чтобы нас заинтриговать или позабавить, не ради эксцентрики пишут художники Александр и Валерий Трауготы еще один инициал. Это имя их отца Георгия Николаевича Траугота. Это он приобщил когда-то сыновей к своему ремеслу и вместе с ними, уже немолодой, начал работать в детской книге. Они успели сообща проиллюстрировать «Синюю бороду» Перро и сказку Андерсена «Новое платье короля». Первый инициал «Г» стал не только данью уважения и памяти отца, но желанием сохранить то творческое начало, которое он открыл в них.

Семья Трауготов была истинно петербургской. Отец окончил Академию художеств, занимался у Петрова-Водкина, Савинова, Рылова. Мать Вера Павловна Янова была архитектором.

Детство Александра и Валерия прошло в типичной коммунальной квартире дома № 3 по улице Большая Пушкарская, где «помещалось население целого уездного города», как говаривал когда-то их дед (до революции дом принадлежал маминому дяде). Недалеко от дома возвышался Князь-Владимирский собор. Облик пятиглавого собора с колокольней завораживал мальчиков, туда они часто прибегали, гуляли в церковном саду. Там прошёл и обряд их крещения.

«Всё в их детстве случилось очень рано: рано заговорили, рано полюбили читать, особенно рано, что естественно, начали рисовать и лепить.

Сохранились рисунки двухлетнего Александра и двухлетнего Валерия. Они постоянно ходили в зоопарк, который, по счастью, был совсем рядом. Дома ловко лепили зверей. А то, бывало, маленький Валерий что-нибудь рисует, а брат, нашалившись в длиннющем коридоре с соседями-мальчишками, вбегает и что-то стремительно поправляет в его рисунке. Валерий – с криком к отцу, тот спрашивает: "Ну что, ведь лучше стало?" – "Да" – "Тогда чем ты недоволен?". Георгий Николаевич поощрял совместную работу сыновей.

Александр любил свою коммунальную квартиру – мало от кого услышишь сегодня такие слова. "Жизнь, этот лучший режиссёр, собрала в едином ковчеге самые непохожие друг на друга семьи, – напишет он позднее, вспоминая блокаду. – Я оттуда, из коммуналки, и, думаю, меня не было бы без неё, то есть я был бы, но был бы другим, был бы беднее". Коммуналка, по его мнению, научила его видеть и понимать людей, развила зрение, "как слух у музыканта развивается при постоянном общении с музыкой". Он с удовольствием вспоминает соседских мальчишек, дружбу, ссоры, игры. "Носились на самокатах по бесконечному коридору, играли в пятнашки, в прятки в тёмных закоулках квартиры". Его привлекала, как он говорит, свобода, независимость от взрослых в мальчишеских отношениях, которых не

бывает ни в детском саду, ни в пионерском лагере. Чувство дома делало братьев счастливыми». (1)

А у себя в комнате они были художниками. На стенах висели репродукции любимых картин: «Прогулка заключённых» Ван Гога, «Девочка на шаре» Пикассо, «Покорение Сибири Ермаком» Сурикова.

Но началась война. Александру было десять лет, Валерию пять. Старший с родственниками остался в Ленинграде, младший оказался в эвакуации. Георгий Николаевич был отправлен на фронт военным художником. Как все дети блокады, Александр пережил всё. Слышал над головой звенящий свист бомб, дом качался от их взрывов, как лодка, был без электричества, тепла и воды. Мальчик ел кашу из клея для обоев, хоронил замёрзшие трупы соседей.

«Испытывал ли я страх? – повторил мой вопрос Александр. – Один из толстовских героев говорил, что он никогда не умрёт, потому что был близок к смерти и знает, что это такое. Так и я чувствовал, что не пострадаю, что буду жить долго, и страха не было».(1)

В феврале 1942 года умерли дедушка и бабушка. Квартира окончательно опустела. К весне в ней осталось двое – десятилетний Александр и Вера Павловна.

Он рисовал всю блокаду. Его рисунки, совсем не детские, – бесценное свидетельство жизни осаждённого города. Александр рисовал не с натуры, по памяти, пером или кистью. Несколькими ломкими линиями, несколькими тревожно плывущими пятнами чёрной акварели мальчик запечатлевал голод, гибель, разрушения, смерть. Эти рисунки Александра Траугота спустя годы войдут в книгу «Жила, была» И. Миксона о судьбе девочки Тани Савичевой и её знаменитом блокадном дневнике.

В июле 1941 года Валерий уехал в эвакуацию. Он оказался за тысячи километров от родного дома, в сибирском селе под непонятным названием Емуртла, что по-татарски означает «сто яиц».

Вместе с другими детьми художников Валерия поселили в двухэтажном доме, рубленном из сибирской сосны, – по шесть ребятишек в комнате. Жёны художников на четыре года стали их воспитательницами. Постепенно обзаводились собственным хозяйством – как иначе прокормить более сотни маленьких ленинградцев? Научились сажать овощи, ухаживать за скотом, построили скотный двор. Была и конюшня с лошадьми.

Но самые главные его впечатления всё-таки о книгах, лепке и рисовании. Библиотека в школе, где он начал в семь лет учиться, была на редкость хороша – от Плутарха и Шекспира до русских классиков. Её

собрал директор школы с литературной фамилией Лир, приехавший из Петербурга в Емуртлу ещё в 1911 году с университетским значком на сюртуке, чтобы учить уму-разуму сибирских детей. Через тридцать лет ему выпало просвещать ленинградских школьников. В ранние тёмные вечера, при свете коптилки – электричества и в помине не было – он читал детям вслух Шекспира, Диккенса, Пушкина, Толстого. Валерий и сам уже много читал. Хроники Шекспира, например, к девяти годам знал наизусть, а потом, уже в Ленинграде, даже разыграл их со школьным другом, самостоятельно смастерив костюмы и вооружение.

Георгий Николаевич, как только появилась возможность, вместе с письмами с фронта стал присылать сыну бумагу для рисования в больших конвертах. И вот еще одна радость: печь для обжига глины. Её оборудовал скульптор Гаврила Александрович Шульц, выбравшийся к ним из блокадного Ленинграда по спасительной ледяной ладожской дороге. Он охотно взял талантливого мальчика в ученики, и Валерий стал сам обжигать вылепленные им фигурки, в основном всякой живности и птичек, за которыми он любил наблюдать, рисовать их и лепить. Так насыщенно прошли для него четыре года.

В Емуртле долго не ведали о блокаде родного города, да и о самой победе узнали не сpaзу – ни газет, ни радио у них не было. В Ленинград и впустили-то не сразу после окончания войны – паспорта выдавали только коренным ленинградцам, да и то не всем. Наконец добились разрешения на въезд, и 14 августа 1945 года Валерий Траугот оказался дома.

Родной дом, хотя и сильно повреждённый снарядом, был по-прежнему красив – своим петербургским охристым цветом, белой лепниной над сохранившимися любимыми балконами. Но вошли они в другой подъезд, со двора. Теперь Трауготы жили в отдельной трёхкомнатной квартире, прежняя, коммунальная, в пятнадцать комнат, была отдана под интернат для детей-сирот. На пороге встречала мама. В самой большой комнате стояли знакомые мольберты. К стенам, как всегда, были прислонены картины отца, кнопками прикреплены рисунки Александра. Валерий развернул свои рисунки и скульптуры, бережно им довезённые. Все смотрели и радовались.

Александр с 1944 года учился в Средней художественной школе (СХШ) при Академии художеств на отделении скульптуры, а в 1948 году в неё поступил и Валерий.

Обстановка в те годы была непростой. Георгий Николаевич отличался широтой мышления, и это не

всем нравилось. Его осудили за вольномыслие и отобрали мастерскую. Писали о нём всяческие осуждающие статьи. Телефон замолчал. Звонили в дверь только верные друзья и по делу. Семья ждала более сурового наказания. Пронесло. Так шли годы.

Александр становился профессиональным скульптором. С детства увлечённый цирком, он сделал цветную фарфоровую статуэтку клоуна Карандаша с собачкой, она пользовалась успехом и много раз тиражировалась; его остроумные фарфоровые скульптуры Буратино, Чиполлино, забавного Олега Попова с петухом и многие другие приобретал Музей города. Для этого же музея Александр вылепил скульптуры персонажей Гоголя, Салтыкова-Щедрина, проявив способность остро видеть характеры.

Валерий в 1955 году уехал в Москву – поступать в Художественный институт имени В. И. Сурикова на скульптурный факультет. Экзамены Валерий сдал блестяще, единственный на стипендию. Через два года напряжённой и интересной учёбы в Суриковском Валерий вернулся домой окончательно – поступил без экзаменов на третий курс отделения декоративной скульптуры Художественно-промышленного училища имени В. И. Мухиной.

К этому времени братья уже профессионально стали заниматься книжной живописью. Была окончательно

достроена просторная мастерская на Петроградской стороне, недалеко от дома, на улице Блохина, для всей семьи. Было где работать, не стесняя друг друга.

Но 28 сентября 1961 года Георгий Николаевич выехал из дома на велосипеде полюбоваться вечерним закатом и – не вернулся. Его сбил грузовик.

«Смерть папы стала для нас не просто трагедией. Было очень трудно. Работали мы тогда, в 60-е годы, в основном в Москве, в Гослитиздате. Принесли рисунки к пьесам Чехова Тамаре Георгиевне Вебер, тогда главному художнику издательства, она их одобрила. Этапным стал сборник стихов Шандора Петефи "Любовь и свобода". Тогда же мы пришли к твёрдой мысли, что отдельной детской литературы

нет и быть не может. Так, впрочем, считали и Пушкин, и Чехов.

Бывает, художник становится рабом своих знаний – истории искусства и пытается копировать великих. Но рисовать так, как рисовали сто, двести лет назад, невозможно. Вдохновляться старыми мастерами – это другое дело».(3)

1960-е, 70-е, 80-е, 90-е, первое десятилетие нового века. Трудная и счастливая жизнь. Братья пишут картины, рисуют по впечатлениям. Занимаются скульптурой. Работа скульптора очень пригодилась им в книжном рисунке.

Валерий в конце 1980-х – начале 1990-х станет главным художником ленинградского отделения издательства «Детская литература», возьмётся спасать угасающее великое дело. Потом будет главным художником в издательствах «Светлячок», «Царское Село», где издавались только красивые книги, малотиражные библиофильские издания.

«Мы очень любим сказки. И, вероятно, больше других сделали различных сказок. Сказка сочетает в себе самые лучшие черты фольклора. Народное искусство прекрасно. Авторская сказка с ним непременно связана. Сказки Андерсена заключают в себе народное сознание, настоящую поэзию. Очень трудный жанр. Немногие писатели могут в нём

работать».(3)

Нет такой сказки великого датского сказочника, к которой бы не прикоснулись братья Александр и Валерий Трауготы. Мир больших, чистых, человеческих чувств, глубоких, благородных мыслей всегда привлекал художников. Для них Андерсен никогда не был детским писателем. Художники расширяют традиционные рамки сказочного жанра, вводя в оформление современные реально-бытовые детали, которые начинают жить иной, удивительной жизнью.

«Каким неожиданным, загадочным, таинственным предстает мир Перро, странным, "окутанным в цветной туман". "Цветной туман" так мрачно красив, что невольно спрашиваешь: "И это Перро?". Да ведь сказки-то волшебные, кроме "Золушки" или "Красной шапочки" есть еще "Мальчик с пальчик", "Синяя Борода", а там злодеи и кровь (хотя и в "Красной Шапочке" волк ещё какой злодей), жестокость и месть. Не зря, значит, в цветном тумане иллюстраций Трауготов творится жутковатое. В вечерней тьме, при отблеске какого-то невидимого света тычет крючковатым пальцем старуха-колдунья в темечко новорождённой принцессе, произнося страшное заклинание ("Спящая красавица").

Господин Кот в сапогах существо тоже весьма не простое. Он окружён почти дьявольским мерцанием

цветовых тонов – фиолетовых, сиреневых, лиловых, дымно-рыжих, огненных, опасных... Да ведь он грозит крестьянам быть разрубленными на куски, если они не исполнят его приказа. Красный плащ на плечах, холодный кошачий взгляд говорят не о простом могуществе этого Господина. Подлинные сказочные трагедии развёртываются художниками, и сказки уже читаются иначе, нежели с иллюстрациями Б. Дехтерёва или Н. Гольц».(7)

О своей работе над чеховской «Каштанкой» художники вспоминали: «… невероятно русская вещь – по интонации, по взгляду на то, что есть преданность. Ведь Каштанка не променяла свой дом на призрачную славу. Поэтому мы подробно изобразили обстановку у столяра, – и его самого, читающего газету.

В этом рассказе, впрочем, нас интересовало всё: и образ цирка, и самого клоуна-дрессировщика. Проследили маршрут Каштанки. Мы посетили клоуна у Исаакиевской площади. Нашли и умную милую собачку, и белого вальяжного кота.

Думали: на что сегодняшним детям будет интересно посмотреть? Ну, на публику в цирке – она была тогда невероятно разная, пёстрая и барственная, и очень простая. На хороших местах сидят дама с лорнетом, кавалергард, гимназист в форменной фуражке... Повыше – горничная, наш столяр-пьянчужка. Решили

показать во всём блеске марширующий полк – на который загляделась Каштанка. С музыкой, нарядными офицерами, гремящим оркестром... Это была лейб-гвардия казачьего полка, шефом его был сам император. Такая иллюстрация нам представляется более правомерной, чем рабское следование сюжету. Да ведь нынешние дети не знают, как это было... Иллюстратор должен создать временную обстановку, эмоциональную ситуацию».(3)

Манера художников особенная: воздушная, изящная. Их рисунки не спутаешь ни с какими другими. Валерий Георгиевич называл такое рисование французским словом «туше» – «прикосновение». Работа должна производить впечатление лёгкого прикосновения, полёта пера или кисти. И в самом деле, словно одним росчерком, без малейших усилий сделаны их рисунки. Но мы-то знаем, что подобная лёгкость не даётся без большого труда, мастерства и таланта.

Иллюстрации художников Г.А.В. Траугот широко известны и популярны не только в России, но и за её пределами. Их тонкими изящными рисунками иллюстрировано около четырёхсот книг общим тиражом более 80 миллионов экземпляров, что равно населению большой европейской страны.

На всероссийских конкурсах А. и В. Трауготы получили более 30 дипломов, 14 из них – первой степени. Художники регулярно участвовали в выставках книг и иллюстраций: в России – ежегодно, а также в Германии, Италии, Чехии, Словакии, Польше, Японии, Франции.

Работы братьев А. и В. Трауготов находятся в музеях Москвы (в том числе в Третьяковской галерее), Санкт-Петербурга, Твери, Архангельска, Петрозаводска, Вологды, Иркутска, Красноярска, Рязани, Калининграда, а также за рубежом: в музее

Андерсена в Оденсе, в Японии, Германии, Чехии и других, во многих частных коллекциях в Европе, США, Израиле. 5 октября 2009 года не стало Валерия Траугота. Однако новые книжки с подписью иллюстраторов «Г. А. В. Траугот» продолжают выходить. Теперь работает один Александр, а отец и брат продолжают жить в его рисунках.

В последнее время он всё реже покидает Петербург ради Парижа, где ещё не так давно проводил по многу месяцев со своей женой – француженкой Элизабет.

В конце марта 2014 года Александр Георгиевич Траугот получил премию Президента России «за вклад в развитие отечественного искусства иллюстрации детской и юношеской книги», а именно за иллюстрации к книге А. Волкова «Волшебник Изумрудного города», которая вышла в 2015 году в издательстве «Вита Нова».

«Когда я держал в Кремле своё ответное слово, мне было предписано говорить не более двух минут. Не знаю, уложился ли я… Но я спросил Путина, могу ли шепнуть ему одно слово на ухо, – рассказывает Александр Траугот. – И я шепнул: "Тиражи". Он сказал мне: "Хорошо". А ведь действительно – детские книги выходят недопустимо мизерными тиражами. Мне кажется, президент меня услышал».

Список книг, проиллюстрированных
Г. А. В. Траугот

Аксаков С. Т. «Аленький цветочек»

Андерсен Г. Х. «Новое платье короля», «Стойкий оловянный солдатик», «Принцесса на горошине», «Сказки», «Сказки и истории»

Баух Е. И. «Горшки и граф Трюфель»

Берггольц О. Ф. «Стихи и поэмы», «Встреча», «Прошлого нет»

Блок А. А. «Стихотворения и поэмы»

Борисова Е. Б. «Счастливый конец»

Борисова М. И. «Интереснее пешком: тридцать три стихотворения и три рассказа о Ленинграде-Петербурге»

Братья Гримм «Сказки»

Булгаков М. А. «Мастер и Маргарита»

Бутков Я. П. «Повести и рассказы»

Волков А. М. «Волшебник Изумрудного города»

Гернет Н. В. «Сказка про лунный свет»

Гауф В. «Сказки»

«Глупый тигр»

Гоголь Н. В. «Ночь перед Рождеством»

Гомер «Илиада», «Одиссея»

Гофман Э. Т. А. «Крошка Цахес, по прозванию Циннобер», «Щелкунчик и Мышиный король», «Золотой горшок»

Гумилёв Н. С. «Капитаны»

Дубянская М. М. «Раздвигайся шире, круг»

«Живой в царстве мёртвых»

«Заколдованный холм»

Зощенко М. М. «Избранное»

Келер В. Р. «Сказки одного дня»

Киплинг Р. «Меч Виланда»

Кршижановская Е. И. «Человек решает сам»

Крученюк П. «Маленькая кошка и хитрый мышонок»

Кружков Г. М. «Дождливый остров»

«Кубинские народные сказки»

Куприн А. И. «Изумруд», «Олеся»

Лисняк А. Г. «Колокольчик Простотак»

Льюис К. «Лев, Колдунья и платяной шкаф»

Мар А. М. «Ручей из Тюрингии», «Кобольды живут в Норвегии»

Матвеева Е. А. «Двенадцать историй из жизни Джоаккино Россини»

Мацоурек М. «Плохо нарисованная курица»

Межелайтис Э. «Кастант-музыкант»

Метерлинк М. «Синяя птица»

Набоков В. В. «Стихотворения»

Некрасов Н. А. «Генерал Топтыгин»

Перро Ш. «Синяя Борода», «Сказки матушки Гусыни», «Волшебные сказки»

«Песни : фронтовой сборник»

Петефи Ш. «Любовь и свобода»

«Похождения хитроумного Алеу и другие сказки Камбоджи»

Прокофьева С. Л. «Не буду просить прощения»

Пушкин А. С. «Полтава», «Маленькие трагедии», «Дубровский»

Ростан Э. «Сирано де Бержерак»

Сергуненков Б. Н. «Сказки»

«Сказки народов мира Т. 4. :сказки народов Европы»

Толстой Л. Н. «Лев и собачка»

Цыферов Г. М. «Мой Андерсен», «Тайна запечного сверчка», «Как лягушонок папу искал»

Черкашин Г. А. «Кукла»

Чехов А. П. «Пьесы», «Каштанка»

«Японские народные сказки»

О творчестве

1. Кудрявцева Л. Линия, цвет и тайна Г. А. В. Траугот / Л. Кудрявцева, Д. Фомин; худож. Г. А. В. Траугот. – Санкт-Петербург: Вита Нова, 2011. – 416 с.

2. Кудрявцева Л. Какую книгу Александр Траугот показал в Кремле? / Л. Кудрявцева. – Дошкольное воспитание. – 2014. – № 9 – С. 40-51.

3. Траугот А. Траугот В. Глубина сокрыта: [известные петербургские художники-иллюстраторы о своём детстве и творчестве / беседовали Н. Назаревская, Л. Кудрявцева] // Детская литература. – 1992. – № 10. – С. 58.

4. Траугот А. Книжка – это интеллектуальная затея / А. Траугот, В. Траугот // Художники детской книги о себе и о своём искусстве: статьи, рассказы, заметки, выступления / сост. В. И. Глорец. – Москва: Книга, 1987. – С. 242-250.

5. Асмус Е. Траугот. Облечённые божьим доверием: блистательная семья художников Траугот: [эссе написано ко дню открытия выставки «Семья Траугот» в Русском музее] / Е. Асмус // http://asmus-e.livejournal.com/164365.html.

6. Дробышева М. Доверяйте богу: о творчестве художников Г. А. В. Траугот // http://www.avrora-lukin.ru/--32006/386.html.

7. Кудрявцева Л. Траугот Г. А. В. // http: //redakzia.ru/artists.

Александр и Валерий Трауготы: дайджест для рук. детского чтения / Приморская краев. дет. б-ка; сост. А. С. Черноморская. – Владивосток, 2016. – 12 с.