Врёт как очевидец. Врет, как очевидец Что сказал на допросе судейского чиновника стражник

1950. «Расёмон», Акира Куросава

Люди, которые хотят ознакомиться с первоисточником фильма «Расёмон», обычно начинают читать рассказ Акутагавы «Ворота Расёмон». Но от него в фильме только замковые ворота Расё - парадный въезд в императорскую резиденцию. Да еще дождь и атмосфера запустения. Читать надо другой рассказ Акутагавы – «В чаще ». Он совсем короткий. Минуты на три.

Фильму очень повезло – его снял великий японский режиссер Акира Куросава. Это хотя бы немного уменьшает количество экспертов, знающих, что в XI веке в Японии одевались не так, что у разбойника не было никаких шансов в поединке против самурая, что на тати не фехтуют и что шнур сагэо иначе продевался через скобу куригата. Но к фильму это не имеет никакого отношения

Все разговоры о фильме, как правило, сводятся к ответу на один вопрос – кто убил самурая? И большинство сходится на том, что самая правдивая версия – версия дровосека. Ему врать совершенно незачем, он человек незаинтересованный и он все видел от начала и до конца. Единственное его прегрешение – забрал себе дорогой кинжал. Но у него шестеро детей и он берет себе еще и седьмого, только что найденного в развалинах младенца. Вера в человечество восстановлена, дождь заканчивается и солнце выходит из-за туч. Если бы вы только знали, как я ненавижу такой плоский символизм.

Архетипичными (а значит тоже одномерными) являются и три персонажа, обсуждающие историю под воротами Расёмон. Это Циник (крестьянин), Романтик (монах) и Реалист (дровосек). Младенца забирает себе Реалист, а значит будущее за ним. И фильм превращается в басню с обязательной моралью в конце.

Поиск ответа на вопрос «Кто убил?» перекрывает удовольствие от игры великого Тосиро Мифунэ. Ему режиссер посоветовал присмотреться к пластике какого-нибудь дикого животного. И Мифунэ выбрал для себя льва. Его героя все равно ждала смерть, но самое главное для него было выглядеть до последней секунду достойно. «А на черной скамье, на скамье подсудимых, там сидит его дочь и какой-то жиган».

Куросава не только показал взгляд на убийство с разных сторон, он и снимал одну и ту же сцену разными камерами в одно и то же время, что позволяло свободно монтировать фильм и соединять вместе куски, снятые разными камерами, но создававшие вместе эффект плавного движения от одного предмета к другому. В фильме 407 склеек, в два раза больше, чем в обычном фильме того времени, но половина склеек не привлекает к себе внимания

Увлекаясь детективным сюжетом мы проходим мимо трагедии Масако. Она была уважаемой женщиной – женой самурая и сразу потеряла все. И вовсе не по своей вине.

Чтобы подчеркнуть мужественность разбойника Тадзомару Куросава окарикатурил образ стражника, захватившего его в плен. У Акутагавы это hōmen (放 免), освобожденный заключенный. Настоящий охотник за головами, работающий с полицией по контракту. Кинг Шульц и Джанго освобожденный в одном флаконе.

Я бы предложил другую трактовку главной идеи фильма. Это не попытка ответить на вопрос – кто убийца? Акутагава специально не дает на него ответа. Потому, что это не так уж и важно. Вы не судья. Во время съёмок к Куросаве подошла большая делегация участников съёмок. Актеры открыли перед ним сценарий и спросли «что вообще всё это значит?» Ответ Куросавы вошёл в историю: он сказал, что этот фильм - отражение жизни, а у жизни не всегда есть простой и понятный смысл. Название рассказа стало идиомой в Японии, употребляющейся для обозначения ситуации, когда вывод сделать нельзя, потому что доказательств недостаточно или они противоречивы.

А вот интересно, что слово криптомерия встречается в тексте короткого рассказа целых восемь раз. Криптомерия – национальный символ Японии. Это как для России березка. Про криптомерию есть множество сказок – в нее превращаются принцы. И в самом названии Cryptoméria japónica есть слово «крипто» (от др.-греч. κρυπτός «скрытый»). Историю не надо решать, ей можно просто любоваться. И Акутагава поворачивает нам маленькую криптомерию разными сторонами – конечно, вид с каждой стороны будет разный. А версия прорицательницы, которая разговаривает с духом убитого – это вид на дерево сверху.

Добавлю также, что для меня ключевой фразой фильма являются слова разбойника: «ничего бы не случилось, если бы не подул лёгкий ветерок». Мне кажется, что из этой фразы вырос прекрасный рассказ Рэя Брэдбери «И грянул гром».

p.s.
Советую вам посмотреть красивый фильм Рустама Хамдамова «Мешок без дна».
Он тоже снят по мотивам рассказа Рюноскэ Акутагавы «В чаще».

У меня самого моральных сил смотреть эту передачу давно нет, но из интернета я невольно, поскольку информации появилось всюду и очень много, узнал, что на шоу «Право голоса» Михаил Веллер устроил скандал, швырнул стакан в ведущего Бабаяна и ушел с программы.

Конфликт возник из-за того, что ведущий усомнился в рассказе Веллера относительно событий в Эстонии, как я понимаю, года восемьдесят девятого, связанных с неким, типа, социологическим опросом, по результатам которого выдавались карточки, на основании которых впоследствии можно было без всяких проблем и дополнительных оснований получить гражданство.

Некая процедура такого рода действительно была. Я ещё тогда о ней читал и слышал, причем слышал в начале девяностых непосредственно от русских, таким образом получивших гражданство и никаким образом политически не ангажированных и не заинтересованных. Другой вопрос, насколько всё это было абсолютно всеобщим и повсеместны. К тому же, между моментом выдачи карточек и началом вручения полноценных эстонских паспортов прошло минимум пару лет, а то и больше, не у всех могла сохраниться эта карточка, к которой изначально и отнеслись, возможно, не слишком серьезно. Естественно, возможные и иные личные варианты в каждом конкретном случае.

Но факт есть факт, и когда Михаилу Веллеру, имеющему с Эстонией гораздо большие, чем я, многолетние связи, работавшему там, когда телеведущий, на двадцать лет его моложе, учился в это время в московском институте, публично на всю страну говорит по сути, что Веллер врет и ничего такого не было, у пожилого человека был повод вспылить.

Однако я сейчас совсем про другое. То события скоро уже тридцатилетней давности и имеющие возможность определенной субъективной трактовки. Но сам по себе инцидент на телепередаче произошел только что. И любой желающий может посмотреть его в интернете. При этом основная распространяемая по данному поводу всеми информагентствами и интернетом фраза звучит предельно конкретно: «Веллер бросил стакан с водой в Бабаяна». Дальше уже следуют всяческие подробности, в зависимости от предпочтений и политических взглядов рассказывающего, типа «Веллер плохо кидает стаканы, потому промахнулся» или «Бабаян, к счастью, отделался мокрым костюмом».

Но дело в том, что Михаил Иосифович на самом деле никакого стакана в Бабаяна не кидал. А явно непроизвольно в гневном движении просто смахнул стакан со стойки. И это прекрасно видно. Но не имеет никакого значения. Теперь фактом навсегда останется то, что Веллер кинул стакан в Бабаяна. А вы говорите, тридцать лет назад в Эстонии…

Не было тогда восе никакой Эстонии. Её вообще никогда не было, это нацистские либералы придумали назло русским.

Память – документ прошлого

Въезжают в колясках старики и старухи.
1-я старуха. Как сейчас помню...
1-й старик. Нет – это я помню, как сейчас!
2-я старуха. Вы помните, как сейчас, а я помню, как раньше.
2-й старик. А я как сейчас помню, как раньше.
3-я старуха. А я помню, как еще раньше, совсем, совсем рано.
3-й старик. А я помню и как сейчас и как раньше.

В. Маяковский «Клоп»

Такие же бурные и столь же плодотворные споры вспыхивают у нас после выхода очередного прайм-таймовского кино- или телепродукта на историческую тему – если есть еще люди, которые жили в изображаемую на экране эпоху.

Эти споры сводятся, главным образом, к оценке реквизита: носили ли такие платья и прически, ездили ли на таких машинах, жили ли в таких квартирах, ели ли такие продукты… Ведь, формально говоря, каждый, кто тогда жил или якобы прекрасно помнит рассказ бабушки, дедушки и т.п., может претендовать и часто претендует на роль свидетеля. Но беда в том, что вне исторического контекста, который абсолютно необходим для анализа и оценки предлагаемого биографического опыта или фигуры самого свидетеля, эти воспоминания нам в лучшем случае ничего не дают, в худшем – совершенно искажают реальную картину. Именно важность контекста иллюстрирует эпизод из романа Джорджа Оруэлла «1984», где главный герой, пытаясь узнать хоть что-то о прошлом своей страны, следы которого он сам в министерстве Правды систематически уничтожает, спрашивает нищего старика: какая раньше была жизнь? Но тот не понимает вопроса и не может дать никакого вразумительного ответа, кроме того что пиво тогда стоило четыре пенса.

В этом эпизоде важны и вопрос, и ответ. Герой Оруэлла, обращаясь к прошлому, на самом деле пытается осмыслить настоящее: действительно ли так плохо было раньше, что теперешний режим Океании спасителен и необходим? А старик не может дать ему вразумительного ответа, потому что система (частью которой является и сам главный герой) вместе с исторической памятью отняла у него все инструменты осмысления как прошлого, так и настоящего. Поэтому его воспоминания – всего лишь обрывки сырого нерасчлененного осознания минувшего, и для героя они совершенно бесполезны.

Можно смело сказать, что мы десятилетиями существовали в пространстве именно такого – нерасчлененного, непереваренного – опыта. На нашей «карте памяти» долгие годы были различимы лишь очень небольшие сегменты, ее было трудно сверять с памятью индивидуальной. Сложилась абсурдная ситуация, последствия которой не преодолены российским обществом до сих пор, когда миллионы людей являлись носителями тяжелейшего исторического наследия, включавшего террор, голод, войну, но не могли его никак артикулировать. «Немотствующая» память в условиях запрета, страха, цензуры, постоянной самоцензуры подверглась весьма существенным деформациям, которые самым пагубным образом сказались на миссии свидетеля.

«Оттепель»

Рождение свидетеля

Сегодня много пишут о послесталинском десятилетии, видят в этой эпохе какие-то параллели с современной реальностью, ищут в ней ответы на актуальные вопросы, но не упоминают об одном очень важном феномене этого времени – рождении свидетеля.

К началу 1960-х, и отнюдь не только у нас, но прежде всего в странах, переживших диктатуру, массовый террор, войну, Холокост, возникает потребность в оценке и проработке прошлого. Однако многие интеллектуалы очень быстро приходят к осознанию того, что описать гуманитарные катастрофы (символами которых становятся Освенцим и Колыма) вряд ли возможно с помощью традиционных методов и источников. Необходим посредник между настоящим и столь трудно поддающимся описанию прошлым. Так происходит появление свидетеля, который и призван стать этим посредником.

Особая важность роли свидетеля в этих исторических обстоятельствах стала очевидной еще во время Нюрнбергского процесса. Недаром именно в 1961-м к этой теме возвращается Стэнли Креймер в знаменитом фильме «Нюрнбергский процесс». Спустя два года в Германии начинаются собственные суды над нацистскими преступниками (в частности, палачами Освенцима), где впервые публично выступают больше двухсот свидетелей обвинения. В 1964-м в Иерусалиме открывается также привлекший мировое внимание процесс над Эйхманом. Туда устремляется Ханна Арендт, чтобы самой соприкоснуться и пережить показания палача и его жертв. Именно благодаря услышанному и увиденному она приходит к выводу о «банальности зла». Чрезвычайно важно, что все эти судебные процедуры и выступления впервые снимаются на кинопленку, показываются по телевизору, и эти медийные обстоятельства стимулируют память других, не задействованных в процессах потенциальных свидетелей.

По мере того как в публичном дискурсе осознается важность фигуры свидетеля, в Германии возникает термин Zeitzeuge, который можно перевести как «свидетель времени». Эту разницу между «свидетелем» и Zeitzeuge еще в 20-е годы увидел Виктор Шкловский, когда в своей книге «Гамбургский счет» написал о «современниках и синхронистах». Смысл этого деления применительно к роли свидетеля заключается в том, что отнюдь не все, кто жил в одно и то же время, могут передать его главный нерв, глубинный смысл, его «шум», если прибегнуть к мандельштамовской метафоре. Кстати, именно этого «шума времени» не обнаружил Марлен Хуциев в телесериале «Оттепель»: «Мне кажется, всех путает название «Оттепель». То, что я вижу, не имеет никакого отношения к тому явлению, которое назвали «оттепель». Это просто история о том, как снимается кино… В нашей оттепели были проблемы - моральные, социальные, общественные... а какие проблемы в картине решают авторы, я так и не понял. Поэтому она должна была называться по-другому».

Образ времени может быть соткан и из совершенного ахматовского «сора», если мы помещаем свидетельства в исторический контекст. Вот, например, цитаты из семейной переписки 1961 года. Муж и жена – молодые научные работники из провинции, кандидаты наук, часто ездят в командировки:

«На днях ездила в Ессентуки за маслом, купила 1 кг, там его было полно. Думаю, купить здесь бидончик литра на три для масла топленого (видела такое масло в Ессентуках). В Кисловодске, говорят, бывает мука, но ехать надо с утра, а воскресенье у меня только одно, посмотрю, думаю, что с жирами у нас хуже, чем с мукой».

«Я ездила в одно из воскресений в Нальчик, и там на базаре – мясо свинина, баранина и говядина по 17–18 рублей, очень жирная. В магазинах в Пятигорске есть всё, но пока нет сахара».

«В Алма-Ате купил совершенно случайно в магазине костюм «шевиот» ленинградской фабрики, размер 48, рост 3, темно-синий, мне как раз, и всего за 399 руб. Если вам он не понравится, то за 500 рублей оторвут с руками. Еще купил себе за 50 руб. капроновую белую шляпу. Видите, какой я транжира».

О чем говорит этот типичный образчик советской переписки ровно того же года, что и сериал «Оттепель»? О бытовой приземленности, о бездуховности авторов? Вовсе нет, они с таким же рвением гонялись за книжками, которые невозможно было достать, муж успел несколько лет в сталинском лагере отсидеть, совсем мальчишкой. Тут создается очень важный фон тогдашней еще чрезвычайно трудной, серой и полной бытового унижения жизни, совсем непохожей на ту, что нам пусть с самыми добрыми намерениями рисуют сегодня на экране.

В оттепельное десятилетие впервые становятся слышны голоса, свидетельствующие о том, что составляло суть сталинской эпохи: о массовых репрессиях, о ГУЛАГе. Однако очень скоро эта тема вновь становится запретной, на долгие годы поселяется в «самиздате» или «тамиздате», недоступном для широкой публики. Это повлекло за собой большие информационные, психологические, аналитические потери, потому что навсегда смолкли многие свидетели. Память так и осталась во многом сегментарной, социально однородной и плохо отрефлексированной. Что же касается другого огромного пласта – памяти о войне, то она, хоть и в усеченном виде, все-таки присутствует и в подцензурном пространстве, в частности и на телеэкране. Один из лучших примеров – документальный фильм Константина Симонова «Шел солдат» (1975).

Трудную правду о войне постоянно стремился вытеснить официальный спойлер – мифологизированная память «профессиональных» ветеранов, которая отсекала все, что не вписывалось в канон героического подвига советского народа в Великой Отечественной войне. При этом форма «встреч с ветеранами» необычайно активно эксплуатировалась советской пропагандой и способствовала девальвации самой идеи – передачи свидетелем подлинной живой памяти. Но то, что в те годы, когда были живы миллионы ее носителей, воспринималось многими как официальная подделка, пропагандистская ширма, муляж, сегодня выдается за самую истинную память фронтовиков, которую нелакированная правда о войне и, главное, о неимоверной цене победы якобы смертельно оскорбляет.

Именно литература в подцензурном пространстве заменила историю, которая не могла достоверно описывать события, не имея доступа к источникам, находившимся за семью печатями. Осознавая, что происходит фактически оруэлловское исчезновение памяти о ГУЛАГе, многие выжившие садятся за воспоминания. Евгения Гинзбург, автор одной из лучших мемуарных книг о лагерях, прямо пишет об этом: она выжила, чтобы свидетельствовать. В наибольшей степени это проявляется в прозе Шаламова, где автор по сути говорит за тех, кто уже никогда не сможет рассказать о пережитом. При этом Шаламов одним из первых осознает ограниченность возможностей свидетеля, транслирующего память о Колыме.

«Оттепель»

Рождение зрителя

С середины 60-х интерес к истории диктатур становится настолько массовым, что на него не может не откликнуться такой новый мощнейший медиатор, как телевидение.

Интересно обратиться к опыту Германии, который наиболее ярко отражает процесс появления свидетеля на экране и, главное, возникшую связку между ним и зрителем. Постепенно уходит в прошлое школьный формат учебно-познавательного фильма об истории, его вытесняют неигровые картины, сделанные по канонам исторических документальных картин на Би-Би-Си. Они создаются по более или менее универсальному рецепту: нарезка хроникальных кинокадров иллюстрирует комментарии историков и сопровождается закадровыми голосом объективного рассказчика. Очень быстро руководству телеканалов и телепродюсерам становится ясно, что у лент, посвященных разным аспектам истории национал-социализма, огромный зрительский потенциал. Захват власти, предательство, заговоры, кровавые преступления, с одной стороны, не могли сами по себе – как экшн – не занимать зрителей, а с другой – вся эта страшная история еще совсем недавно была той реальностью, в которой они жили.

По мере того как на отечественном ТВ на задний план уходят образовательные и просветительские задачи, побеждает так называемый histortainment (развлечение на исторические темы), говорящие головы экспертов становятся все менее привлекательными для зрителя, а также создают неудобства для авторов фильма. Происходит постепенный отказ от комментариев ученых-историков, настаивающих на фактах и интерпретациях, которые усложняют эти сюжеты, уменьшают их рейтинговую эффективность. Отсюда и их замена на голоса свидетелей эпохи. Именно их появление на экране выводит такой формат документальных фильмов в прайм-тайм. Свидетель призван заполнить пространство между зрителем и событием, привнести в телерассказ об исторических событиях драматизм и эмоциональность.

Это совпадает и с начавшимся бумом устной истории, когда новые технические возможности позволяют очень быстро и мобильно фиксировать воспоминания очевидцев на пленку. В 1980-е годы возникают мегапроекты, когда записываются сотни и даже тысячи свидетельств. Многим в то время кажется, что благодаря этим «голосам из хора» найден важный ключ к пониманию, а главное, к достоверной передаче исторической памяти. Самым большим достижением в этой киноработе со свидетелями стал фильм Клода Ланцмана «Шоа» (1985).

Но к концу 1980-х многие историки, отнюдь не отвергающие роль свидетелей, понимают, что на самом деле обращение к памяти – очень нелегкая задача. Попытка, особенно ярко проявившаяся в формате документального исторического телефильма, заменить историю памятью вызывает серьезные вопросы. Дело не в примитивной логике поговорки «Врет, как очевидец», а в проблемах интерпретации, работы с мифами и вытеснениями, наконец, с пережитыми травмами.

В поставленном на поток телеконвейера продукте все эти сомнения и сложности выносятся за скобки. Экспансия и девальвация свидетеля на экране стала приводить к тому, что исчезал исторический контекст, вытеснялись причинно-следственные связи. Возник вопрос: что – для понимания эпохи или анализа исторических событий – могут дать оборванные цитаты, перемежающиеся кинокадрами, происхождение которых к тому же весьма сомнительно? Можно ли, например, считать документальными кадры из фильмов Лени Рифеншталь? Или сюжеты из нацистских новостных кинопрограмм Die Deutsche Wochenschau?

Что нам в результате дают вырванные из контекста свидетельства – когда мы, например, узнаем из уст любящего внука, что его подписавший пакт Риббентропа – Молотова дедушка очень любил внуков. Что, лишенный служебного автомобиля, он ездил на городском транспорте к бабушке в больницу, а его главный шеф был в сущности несчастным человеком, с трудными детьми, которых ему пришлось воспитывать одному, потому что его жена погибла.

Формат, при котором свидетели заменили историков, оказался очень удобен для телеэкрана. Во многих случаях с их помощью факты подменяются чувствами и эмоциями, а достоверность обеспечивается их свидетельским статусом. Возник некий идеальный тип телесвидетеля, который своими высказываниями лишь подтверждает стереотипы и клише. Такой тип свидетеля постоянно появляется в отечественной документальной телепродукции, создаю­щей фальшивый образ благостной атмосферы брежневского застоя, или мифологические «документальные» портреты советских вождей сталинской эпохи. Пожалуй, чаще всего с помощью свидетельств медсестер, поваров, личных водителей создается откровенно бульварная продукция: «история», увиденная через замочную скважину.

Каждому, кто занимается проблемами исторической памяти, совершенно очевидно, что самый точный пример, показывающий ограниченность средств, которыми располагает свидетель, по-прежнему «Расёмон» Акиры Куросавы. Не случайно Сергей Лозница свои документальные фильмы и, главное, фильм «Блокада» (2005) строит целиком на хроникальных кадрах, отказываясь не только от говорящих голов, но и от закадрового комментария.

«Оттепель»

Телефильм как исторический источник

С начала 1980-х, после невероятного успеха телесериала «Холокост» (1979), все большую популярность у документальной продукции отвоевывают игровые телефильмы и телесериалы, в которых частная история изображается на фоне как бы реальных исторических событий. Говоря об отечественном опыте, здесь следует упомянуть огромный успех двух телесериалов 1970-х годов – «Семна­дцать мгновений весны» (1973) и «Место встречи изменить нельзя» (1979).
При этом оба фильма – и здесь проявился талант их создателей – никак не настаивали на своей исторической правдивости.

По мере того как телевидение и кино становятся основными медиаторами исторических событий, они начинают претендовать и на главную роль в формировании исторической памяти. Конечно, это не артикулируется столь прямолинейно их авторами и продюсерами, но мы видим, как исторические фильмы и телесериалы стремятся превратить зрителя в свидетеля происходящих на экране событий. Этот эффект возникает, когда фильм предъявляет себя как достоверный

О разделе

Этот раздел содержит статьи, посвященные феноменам или версиям, которые так или иначе могут быть интересны или полезны исследователям необъясненного.
Статьи разделены по категориям:
Информационные. Содержат полезную для исследователей информацию из различных областей знаний.
Аналитические. Включают аналитику накопленной информации о версиях или феноменах, а также описания результатов проведенных экспериментов.
Технические. Аккумулируют информацию о технических решениях, которые могут найти применение в сфере изучения необъясненных фактов.
Методики. Содержат описания методик, применяемых участниками группы при расследовании фактов и исследовании феноменов.
Медиа. Содержат информацию об отражении феноменов в индустрии развлечений: фильмах, мультфильмах, играх и т.п.
Известные заблуждения. Разоблачения известных необъясненных фактов, собранные в том числе из сторонних источников.

Тип статьи:

Информационные

Врет как свидетель

В статье «Распознавание лжи при исследовании НОФ» мы уже останавливались на том, какие варианты искажения событий их очевидцами могут встречаться при исследовании НОФ. Здесь же мы рассмотрим различные психологические эффекты, влияющие на свидетеля и его показания.

Один из самых известных эффектов – это «слепота невнимания» . Суть его заключается в следующем: часто человек может совершенно не заметить даже очень яркую и существенную деталь, которая находится у него буквально «под носом», если он отвлечен на какую-то другую задачу (например, пытается что-то рассмотреть, посчитать, запомнить, изучить). И чем важнее человеку кажется его объект отвлечения, тем он больше «слеп» к другим деталям. В качестве примера можно вспомнить детскую загадку, основанную на отвлечении внимания: «На конечной остановке в автобус сели четырнадцать мужчин и две женщины. На первой остановке сошли двое мужчин и вошли две женщины. На следующей остановке вышли почти все мужчины (осталось только трое), а на следующей вошли пять женщин. Проехав с полкилометра, автобус остановился, и в него вошел еще один мужчина. Сколько всего было остановок на пути следования автобуса?» Если заранее не знать, что нужно считать остановки (а их всего три), то внимание акцентируется на частые переменные – количество мужчин и женщин. Ответить на финальный вопрос при этом часто оказывается невозможно.

Следующий эффект, «перегрузка внимания» , чем-то похож на предыдущий. В его основе лежит особенность человеческой памяти, способной концентрироваться и анализировать лишь небольшое число элементов одновременно. В качестве примера можно привести простую задачу: «Два рабочих разгружают два вагона за два дня. Сколько вагонов разгрузят 6 рабочих за 6 дней?». При решении ее на бумаге она кажется простой, но при решении в уме вызывает проблемы так как количество данных, которые нужно удерживать в памяти для ее решения, превышает емкость рабочей памяти, делая невозможными логические заключения. Таким образом, небольшие объемы простой на первый взгляд информации вызывают путаницу и сложности с ее восприятием и анализом.

Эффект «задержки пристального внимания» основан на том, что человеческий разум способен удерживать внимание на каком-то событии лишь около 10 минут, затем он начинает отвлекаться на другие события и детали вокруг. Таким образом, с течением времени удерживать внимание и запоминать информацию становится все сложнее. Всем, кто слушал длинные лекции, наверняка знаком этот эффект.

Одним из важных для исследователей НОФ эффектов является «подмена воспоминаний» , которая заключается в том, что при мысленном или устном воспроизведении событий воспоминание о нем изменяется, так как нервные пути каждый раз активируются по-разному. В результате человек под влиянием собственного мнения и фантазий, а также новых знаний, полученных уже после происшествия, вспоминает не то, что он действительно видел и чувствовал, а совершенно новую событийную конструкцию. Так, например, наводящими вопросами можно «заставить» очевидца «вспомнить» детали, которых не было в момент наблюдения.

К предыдущему эффекту можно также отнести подмену воспоминаний, вызванную сильными эмоциями или напряженным ожиданием происходящих событий.

Вариантом эффекта подмены воспоминаний является «ложная память» . При ее проявлении человек самостоятельно или путем навязывания информации извне может со временем «вспомнить» о событии, которое вообще не имело место в действительности, и поверить в это воспоминание. Психолог из Вашингтонского университета Элизабет Лофтус описала эксперимент по созданию ложного воспоминания в 1997 году в статье для журнала Scientific American: «Когда во время первой беседы одного из участников спросили об этом досадном инциденте на свадьбе, он ответил: «Не понимаю, о чем вы говорите. Никогда раньше об этом не слышал». Однако во второй беседе он уже ответил по-другому: «Свадьба была на открытом воздухе. Мы все время суетились, поэтому, возможно, я мог кого-то случайно задеть и расплескать стакан с пуншем или еще с чем-нибудь. Да, я допустил большую оплошность. А потом на меня накричали».

Вывод

Приведенным выше эффектам подвержены все люди. Вероятность того, что они проявятся, зависит от эмоционального и физического состояния свидетеля как во время самого события, так и после него, и при опросе. Таким образом, из-за различий в восприятии действительности показания людей об одном и том же происшествии могут в значительной мере варьироваться. А поскольку на восприятие, запоминание и воспроизведение деталей события влияет очень много факторов, безоговорочно доверять показаниям свидетелей не стоит, их лишь можно использовать в качестве дополнительной информации к материальным свидетельствам (фотографиям, видеозаписям и т.п.), которые должны лежать в основе доказательной базы любого расследования.

Лжесвидетельство – это, как известно, уголовное преступление, проступок, который осуждается любой устоявшейся этической системой, нравственностью, моралью, да еще и один из самых тяжелых грехов в иудаизме (грех против 9-й заповеди), христианстве, исламе.

Однако, лжесвидетельство – оно далеко не всегда умышленное. Вводящий в заблуждение лжесвидетель далеко не всегда точно знает, что он врет. Человек может вдохновенно искажать и ошибаться, и при этом быть уверенным в своей правоте и кристальной честности!

Я даже не говорю про, так называемый, «испорченный телефон» , когда информация передается из уст в уста, постепенно превращаясь в дезинформацию. При пересказе на каждом этапе словесной «цепочки» факты искажаются и преображаются. Таковы уж свойства нашего мозга – домысливать, перемешивая реальность с фантазией и безоговорочно веря в собственноручно создаваемые «апокрифы».

Но вот информация «из первых рук» ... Она тоже далеко не всегда достоверна. Вы сами, скорее всего, много-много раз видели, как присутствовавшие при одном и том же событие люди, способны описать его настолько по-разному, что дают несовместимые версии произошедшего, опровергая друг друга. Есть устоявшаяся поговорка «врет как очевидец». Ее очень любят криминалисты. Она точно характеризует особенности работы со свидетелями происшествий и преступлений.

Вот блоггер пишет :

«Года два назад был случай. Суббота, сплю, но уже НЕ сильно сплю, ибо через несколько часов на тренировку (но для меня это в кайф, понятно, я трениться люблю). Но и подрыхнуть, понятно,тоже люблю. Вдруг визг, мол, помогите, спасите. Визг, понятно, женский, я бы даже сказал девичий.

Вылетаю на балкон, спросонья, спрашиваю (а голос у меня поставленный многолетним оранием в зале, да, я даже пою неплохо, наверное)… так вот и спрашиваю, мол, чё за хуйня???
А там какой-то дятел девку заламывает, поднял ебало, хотел что-то сказать мне, но потом видеть рассмотрел получше, прикусил язык, девку отпустил и пошёл дальше, сделав вид, как, ни в чем, ни бывало.

Ну, а девка пошла за ним, начала подвывать, в общем, я там понял, это семейная идилия дегенератов.

Так вот, на следующий день по дому поползли слухи, что маньяк хотел девку снасильничать, а с балкона выпрыгнул какой-то мужик (выпрыгнул с балкона!!!), причём голый, и накатал пиздюлей этому маньяку.
Я очень смеялся.
И таких примеров – уйма ».

Доказательством того, что очевидцы врут не по злому умыслу, служит любопытный эксперимент, однажды проведенный на Международном конгрессе психологов. Мероприятие проходило в зале рядом с рестораном, в котором проводили костюмированный бал-маскарад. Выступлениям ученых мешали громкие крики и музыка, но организаторы конгресса оправдывались, что ничего с этим не могут поделать – аренда стоит дорого, и им удалось снять только половину здания.

И тут, произошло нечто шокирующее. Во время очередного доклада в зал ворвался участник бала в костюме Пьеро. За ним гнался Арлекин с пистолетом в руках. Раздались выстрелы, Пьеро упал… Когда порядок в зале удалось наконец восстановить, председатель попросил всех очевидцев дать свидетельские показания, дабы потребовать неустойку с владельцев здания, обещавших спокойствие и порядок при проведении конгресса.

Более ста психологов дали письменные свидетельские показания. Одни писали, что Арлекин стрелял в спину Пьеро, после чего тот упал, другие утверждали, что Пьеро упал сам, а его преследователь всего лишь вскочил на него и выстрелил в воздух. Третьи уточняли: жертва упала сразу после выстрела, а уже потом Арлекин поставил на нее ногу и бабахнул в воздух. Четвертым вообще показалось, что Арлекин стрелял в упор по Пьеро и до, и после его падения… Разнились показания и в вопросе количества выстрелов – одни слышали только один хлопок, другие два, третьи – три или даже четыре.

Понятно, что опрошенные психологи вовсе не были заинтересованы в сознательном искажении фактов, и всего лишь пытались, пережив легкий шок, субъективно описать увиденное. Каждый мог поклясться, что именно его версия истинно верная.

На другой день в том же зале разыгрался «второй акт» представления. Как сообщил ученый, доклад которого был прерван вчера, вся сцена с балом в ресторане, а также, «разборки» между Арлекином и Пьеро были заранее подготовлены с единственной целью – опровергнуть или подтвердить основные положения его научного сообщения. Немало смеялись психологи, выслушивая собственные противоречивые показания, подтвердившие истинность утверждения, что бессознательная ложь вытекающая из субъективности впечатлений свойственна практически любому человеку.

На днях washprofile поместил заметку про лжесвидетельство. Психологи из Университета Айовы\Iowa State University и Колледжа Джона Джея\John Jay College провели опыт, в очередной раз доказавший, что свидетелям преступления полностью доверять не следует.

Эксперимент проводился с группой студентов, которым не сообщалось о реальной цели опыта. Их просили зайти в университетскую лабораторию и немного подождать. После этого в комнате появлялся посторонний человек, который забирал со стола лэптоп и быстро ретировался. Несколькими минутами позднее в лабораторию входил ее "сотрудник", который обнаруживал пропажу компьютера и ставил присутствующих в известность, о только что произошедшей, краже.

Приехавший "полицейский" просил студентов помочь с опознанием вора.
После этого студентам демонстрировались несколько человек, один из которых подозревался в совершении этой кражи (реального "вора" среди них не было). Студентов просили указать на преступника и оценить степень своей уверенности в том, что выбор был сделан правильно.

Результаты опыта оказались шокирующими: во время опознания большинство свидетелей указали, что среди предъявленных им личностей находится настоящий вор, причем студенты сообщали об этом с высокой степенью уверенности. После этого опознанный заявил свидетелям, что на самом деле он вором не является, а просто был приглашен для участия в процедуре опознания. Осознав ошибку, 60% свидетелей немедленно указали на другого человека из числа предъявленных им первоначально. Они объяснили, что ранее заблуждались, но теперь абсолютно уверены в том, что называют настоящего преступника. Детальное описание исследования будет опубликовано журналом Psychological Science.

В США давно изучается феномен лжесвидетельства. Общепринято, что эта проблема широко распространена - по некоторым оценкам, до четверти свидетельских показаний, произнесенных в судах страны, впоследствии опровергаются (результатами различных экспертиз или иным образом). Точных данных о подлинных масштабах этого феномена нет: во-первых, потому что ни одна организация не ведет соответствующей статистики; во-вторых, потому что большинство заявлений свидетелей, сделанных во время бесед со следователями и судьями, не фиксируются. Кроме того, достаточно часто ложные свидетельства даются людьми, которые просто желают прославиться и не имеют реальной информации о преступлении.

Но дело даже не в судебных процессах. Вот написание истории. Тут тоже проблема. Вот отрывок из книги Белинкова о Юрии Тынянове:

« Знаменитый английский политический деятель, завоеватель, авантюрист, поэт и историк сэр Вальтер Рали из окна своей камеры в Тауэре увидел драку.

Драка завязалась именно в те минуты, когда сэр Рали дописывал последние строки второго тома «Всемирной истории».

Он видел, как сначала дрались двое, потом к ним присоединилось еще четверо, потом еще один, и еще один, и еще двенадцать.

Вокруг свалки образовалось кольцо заинтересованных лиц. Она кипела и вспучивалась, как суп в оловянной миске.
Свалка каталась по тюремному двору, затем стала постепенно разваливаться, на краях ее появились отпавшие человеческие фигуры.

Постучав, в камеру почтенного историка вошел из соседней камеры пожилой пират.

Сэр, - сказал почтенный историк, - какая замечательная драка. Не правда ли, сэр?

Не нахожу, сэр, - с оттенком едва заметного пренебрежения ответил пират. - Замечательные драки бывают только в Мертиртидфилской тюрьме, графство Гломорген. Извиняюсь.

Но, сэр, - возразил несколько уязвленный сэр Рали, - двадцать человек участвовало в драке, о которой вы отзываетесь, как мне показалось, с оттенком едва заметного пренебрежения.

Но, сэр, вы склонны к неуместным преувеличениям, - прервал почтенный пират. - Шесть человек вы пытаетесь всучить за двадцать.

Но, сэр, - с живостью возразил бывший фаворит ее величества, некогда владевший в Ирландии сорока тысячами акров, - благодарю создателя, я еще умею сложить два с четырьмя, с одним, и еще с одним, и еще с двенадцатью.

Два да три, да один, и весь счет, - перебил почтенного авантюриста почтенный пират. - Но откуда же еще четырнадцать? Благодарю создателя, я не хуже любого школяра из Итона умею считать до шести.

Но, сэр, я дрался под знаменами Колиньи! Я хорошо знаю, что если два сложить с четырьмя да прибавить к полученной сумме единицу и еще прибавить один и двенадцать, то получится как раз...

Пожилой пират, которому в свое время отважные моряки флота ее величества в многодневном кровопролитном бою отрубили верхнюю половину головы, захохотал.

Сэр! - вскричал Вальтер Рали, завоеватель, авантюрист, поэт и историк. - Если люди, в одни и те же минуты наблюдавшие за одним и тем же событием, могут столь решительно разойтись в рассказе о нем, то чего же стоит рассказ историка о событиях, происшедших за тысячелетие до него?!

С этими словами почтенный историк схватил рукопись второго тома «Всемирной истории», в котором осталась лишь недописанная строка, и со стоном бросил ее в камин ».

Люди склонны обманываться и впадать в самообман, становиться жертвами недоразумений и создавать самооправдывающие скопления взаимосвязанных текстов так, чтобы финальные заключения были сделаны отнюдь не с нейтральной точки зрения, а из огромного числа маленьких эпизодических историй, историй с маленькой буквы, вырастала нужная им большая История, излагающая все происшедшее, все случившиеся между «ими» и «нами», всю последовательность событий, все разности и несуразности этого мира с правильной, то есть нашей точки зрения.

«Самые сомнительные события - это именно те, которые наблюдались наибольшим числом людей. Говорить, что какой-нибудь факт единовременно подтверждается тысячами свидетелей, - это значит сказать, в большинстве случаев, что действительный факт совершенно не похож на существующие о нем рассказы.
Из всего вышесказанного явственно следует, что к историческим сочинениям надо относиться как к произведениям чистой фантазии, фантастическим рассказам о фактах, наблюдавшихся плохо и сопровождаемых объяснениями, сделанными позднее » - писал психолог Гюстав Ле Бон.

Недавний пример – возникновение одного ЖЖ сообщества. Дело происходило в прямом эфире, на глазах у сотен людей. Но это не мешает врушкам (которых вообще рядом не стояло) кричать, что собщество было у них своровано.

Или вот еще пример: Биби. Его лживость стала притчей во языцах.

Особенно непропорционально большой упор на лживось Биби делают креативщики из Кадимы (наивно полагая, что чужой недостаток – это их достоинство, а избирателя достаточно убедить в лживости Нетаниягу, чтоб он побежал голосовать именно за Цыпу).

А почему Вы думаете, что он сознательно врет, когда говорит, что никогда не голосовал за одностороннее размежевание? Или про место министра финансов в итальянском правительстве? Или про нахождение Ганди в его правительстве? Или по поводу того, что он видел в детстве британских солдат гуляющих по Иерусалиму?

Но ведь Биби совсем не дурак. Он умней и талантливей большинства израильских политиков. Зачем же он каждый раз заново подставляется и позволяет ловить себя на лжи? Причем, мелкой. Это же себе в убыток. Единственным обьяснением, которое мне приходит в голову – это догадка, что, может быть, Биби не лжет, может быть, ОН ТАК ПОМНИТ.

Когда вместе с группой блоггеров я пришел на встречу с Биби, он там затронул историю с Хасмонейским тунелем. Те, кто понимают на иврите могут посмотреть и послушать.

Биби рассказывал, как за тридцать минут прекратил интифаду, пригрозив Арафату. А про, последовавшую вслед за этим, отдачу Хеврона не вспомнил. Ему это в формате данной встречи было совсем не нужно. Этим он только испортил впечатление... Тогда зачем же он?!

ОН ТАК ПОМНИТ.

Понятно, что его бывшие однопартийцы, ныне волей судеб оказавшиеся в политическом движении Кадима помнят эту историю несколько по-другому.

Но почему собственно мы должны верить им, а не ему. Вслед за этим – это вовсе не значит вследствии этого. Да и не партии, которая возникла на основе итнаткута и для иткансута упрекать Биби в отдаче территорий.

Я тоже помню эти события несколько иначе. Но когда я слушал с Биби и внимательно смотрел за его телодвижениями (совершенно не выдававшими лжи), то невольно вспомнил анекдот:

«Муж приходит домой. Видит жена лежит под любовником.
Застывает в офигевшей позе.

Жена не прекращая процесса говорит ему:

Ну и кому ты будешь верить?! Своим бестыжим глазам или моему честному слову?! ».

Ведь детектор лжи, максимум, может указать, что сам исследуемый считает правдой. А правда ли это на самом деле?!

Из-за этого очень часто случаются накладки в ситуациях «слово против слова» ("очная ставка"). Например, женщина обвиняет начальника в сексуальных домогательствах. Проходит проверку на полиграфе. И лай-детектор подтверждает.

Тогда, припертый к стене начальник, воспользуется тем же техническим средством, которое, на основе проведения инструментальных психофизиологических исследований, выдает ему утверждение, что он ее сексуально не домогался, а если и прикасался к ее заднице, то чисто случайнно.