Смерть императрицы цыси. Китайская императрица Цыси: биография и фото

Последняя китайская императрица Цы-Си по праву может считаться самой кровожадной женщиной-правительницей в мировой истории. Будучи скромной наложницей многотысячного гарема, с помощью интриг, заговоров и убийств она «сделала карьеру» до владычицы многомиллионного Китая.

Орхидея в гареме

В 1850 году после смерти китайского богдохана Мяньина престол перешел к его старшему сыну Ичжу. Будучи слишком ленивым и неопытным, молодой император отдал реальную власть нескольким высшим сановникам, в том числе фавориту Сю Шену, с 1958 года управляющему всеми делами империи.

В ноябре 1835 года в семье маньчжурского мандарина родилась прекрасная девочка. Назвали малышку Ланьэр – Орхидея. Тогда никто не мог и предположить, что через несколько лет эта девочка потопит Китай в крови и разрушит многомиллионную Поднебесную империю.

По рождению ей было предопределено стать одной из трех тысяч наложниц Сына Неба Ичжу. В шестнадцать лет Ланьэр переступила порог «Закрытого города», роскошного императорского дворца в Пекине, и заняла свое место в пятом, самом низшем ранге гарема. Это означало, что она могла всю жизнь провести за высокими стенами, ни разу так и не встретившись с императором. Такое положение не устраивало образованную и честолюбивую Ланьэр. Узнав, что жена императора Цы-Ань не может иметь детей, девушка решила войти к ней в доверие. В скором времени расчет Ланьэр оправдался: когда Ичжу попросил жену выбрать наложницу для продолжения рода, Цы-Ань предложила Ланьэр. Рождение наследника открывало дорогу к титулу «императрица-мать», а после смерти Ичжу – к титулу «вдовствующая императрица». Однако забеременеть Ланьэр не удалось, и когда она узнала, что одна из наложниц ждет ребенка от Сына Неба, 21-летняя интриганка решилась на свое первое преступление. Заманив беременную наложницу в свои покои, она объявила, что ждет ребенка. В 1856 году Ланьэр «рожает» мальчика, после чего избавляется от его настоящей матери.

После рождения наследника Ланьэр становится «императорской драгоценной наложницей» и начинает закулисную борьбу за власть со своим главным соперником Сю Шенем. В это время англичане и французы начали новую войну против Китая за право контроля торговлей опиумом. Богдохан вместе со всем двором был вынужден оставить Пекин и переселиться в Мулань.

В январе 1861 года состояние здоровья монарха резко ухудшилось, что вызвало новую волну интриг в борьбе за власть. Единственным наследником оставался шестилетний Цзай-Чунь, а это значило, что до его совершеннолетия верховная власть будет принадлежать его матери-регентше Ланьэр.

Заговор против регента

В ходе пропагандисткой работы над умирающим императором Сю Шену удалось добиться от него документа, согласно которому регентами при малолетнем императоре должны были стать Сю Шен и еще семь высших китайских сановников. Во втором указе Ичжу запрещал Ланьэр вмешиваться в дела правления. Кроме того, есть версия, что существовал и третий указ, согласно которому Ланьэр предписывалось подтвердить свою любовь и преданность богдыхану и сопровождать его в «мир теней». Так Сю Шен хотел физически и вполне официально устранить свою соперницу. Однако все три секретных документа не имели силы закона без Великой императорской печати. Вот ее-то и похитила предусмотрительная Ланьэр прямо из спальни умирающего монарха.

Сю Шену не оставалось ничего, как спрятать документы под подушкой Сына Неба. Он надеялся на то, что, извлеченные оттуда после смерти Ичжу, они и без печати обретут вес завещания. Но изобретательный Сю Шен учел не все. После смерти богдыхана в августе 1861 года по китайским традициям Цы-Ань и Ланьэр должны были прощаться с ним без свидетелей. После этого «свидания» долгожданных документов под подушкой монарха Сю Шен, естественно, не нашел.

После смерти Сына Неба Сю Шен был назначен главным регентом. Ланьэр получила титулы императрицы-матери и вдовствующей императрицы. Тогда-то она взяла себе имя Цы-Си - «Милосердная и Ниспосылающая счастье», но после прихода к власти в памяти народа она останется под прозвищем императрица-Дракон.

Цы-Си стала императрицей Западного дворца, а императрицей Восточного дворца все еще оставалась Цы-Ань. Однако переход власти к женщинам противоречил конфуцианской политической традиции, чем и воспользовался Сю Шен. В итоге длительных закулисных баталий он возглавил Регентский совет при молодом императоре. Но жить ему оставалось недолго – не умеющая проигрыватьЦы-Си уже готовила план мести.

В числе союзников Цы-Си были братья покойного короля великий князь Гун и великий князь Чунь, а также командующий императорской гвардией Жун-Лу. Все они были противниками Регентского совета и объединили свои усилия для осуществления переворота.

В сентябре 1861 года заговорщики добились издания императорского указа о переносе тела покойного Ичжу из Мулани в Закрытый город. По китайским обычаям, если император умирал вдали от места ритуального отпевания, его гроб переправлялся во дворец, ажена и сын отправлялись туда заранее подготовить все для траурных церемоний. Возглавить траурную процессию пришлось Сю Шену.

Очищение кровью

Когда 1 ноября императорский кортеж прибыл в Пекин, их окружили войска, подвластные Гуну и Жун-Лу. Гун зачитал императорский приказ, заверенный Великой печатью, о лишении регентов всех регалий и их аресте. Стоя на коленях, шокированные члены Регентского совета выслушали указ, и тут же были взяты под стражу. Вторым приказом было объявлено о Тунчжи – совместном правлении молодого императора, Цы-Ань и Цы-Си. Позже Гун получил титул князя-регента. Оставалось расправиться с Сю Шенем. За ним отправили отряд Чуня, который застал временщика за любовными утехами с двумя наложницами рядом с гробом императора. Чунь доставил гроб Сына Неба и арестованного Сю Шеня в Закрытый город.

Переворот 1861 года завершился казнями. Членам Регентского совета хотели отрубить головы, но в последний момент им даровали «почетное самоубийство». Сю Шеня в открытой повозке доставили на рыночную площадь во Внешнем городе Пекина. Стоя на эшафоте, Сю Шен принялся обличать коварную Цы-Си. Его слова не заглушили даже удары железным прутом и град камней из толпы. Тогда палач отрубил временщику руки, а затем и голову, которую в железной клетке выставили на всеобщее обозрение. Вместе с Сю Шенем Цы-Си уничтожила около пятисот человек и приступила к единоличному царствованию, длившемуся 43 года.

На деньги из императорской казны Цы-Си построила себе роскошный дворец с садом. Рассказывают, что если во время прогулки императрица находила на дорожке опавший лепесток, то приказывала выпороть евнухов-садовников, а то и попросту отрубить им головы.

В 1875 году Цы-Си удалила от власти Гуна. Вскоре от оспы умер молодой император Цзай-Чунь. С детства он рос в обстановке развратных оргий и опиумных притонов и его организм давно был ослаблен наркотиками и сифилисом. Ходили слухи, что к его гибели приложила руку Цы-Си.

По китайским обычаям, во время обеда императору прислуживал евнух, обязанностью которого было после каждого блюда вытирать лицо Сына Неба специальным полотенцем, обработанным паром. Если таким полотенцем воспользуется человек, больной оспой, а потом здоровый, то он непременно заразится. Об этом хорошо знала Цы-Си, в подчинении которой находились все евнухи…

После смерти молодого императора выяснилось, что его молодая жена беременна. Появление нового наследника не входило в планы Цы-Си. Она приказала евнухам избить девушку, после чего у той случился выкидыш. Спустя три месяца убитая горем вдова покончила с собой. Императором был объявлен четырехлетний племянник Цы-Си. Через много лет она заставит его отказаться от престола и заключит в тюрьму на одном из островов.

В 1881 году Цы-Си наконец-то добралась и до своей сорегентши Цы-Ань, которую отравила рисовыми лепешками собственного приготовления. Императрица-Дракон всюду видела своих противников, которых тысячами отправляла в тюрьмы и на эшафот. Она изобретала новые и новые пытки. Особенную нелюбовь Цы-Си испытывала к иностранцам, заполонившим, по ее мнению, Китай. Она настроила своих подчиненных против европейцев и христианских миссионеров. Разъяренная толпа забрасывала камнями иностранцев, сжигала их лавки, а не пожелавших убраться забивали насмерть или казнили. Трупов было так много, что их не успевали убирать с улиц.

В 1907 году Цы-Си перенесла инсульт, ее здоровье резко ослабло. 14 ноября 1908 года умер ее племянник-император. Есть версия, что Цы-Си в течение долгого времени подмешивала в его пищу небольшие дозы яда. Однако пережить наследника ей удалось всего на двое суток. Императрица-Дракон скончалась, оставив после себя огромное награбленное состояние и славу самой кровожадной правительницы в истории Китая.

"За решеткой", 2006 год

Благоприятен брод через великую реку.
из И-Цзин

Спустилась тогда огромная белая луна - ярче солнца, проворнее мыси - вошла в черево женщины, обжегши круглый живот её, похожий на ночное светило, и появилась девочка, и родилась вместе с нею Судьба её - красивее жизни, кровавее смерти, одинокая, как бессонница, злая и голодная, словно волк. А девочка, сразу и потом, повзрослев и обретя возможность выбирать, оставалась верной своей Судьбе, шла за ней, даже когда та насылала морок и ужас на землю, иссушала империю, искушала подданных, и вообще вела себя так, будто её обязанностью было не радовать, но разрушать.

"Нимало не жаль убиенных драконом несчастных.
Не жаль обожжённых его красно-чёрным дыханьем.
Но плачет дракон, перепутавший голову с Небом".

Не бывает закономерностей, поскольку их невозможно сосчитать, но оглядитесь: красивой женщине мало золота её лотосов, она вычисляет в уме и, по крайней мере, в состоянии оценить лёгкость стиха, даже если сама не в силах создать его. Этому не учил Конфуций, однако так думает почти вся желтолицая Поднебесная - добрая половина китайцев, рисовых да раскосых. Редкий безумец стал бы их разубеждать.

Лунный ты мой ребёнок, горячечное дитя, - пропевала нежная мать, убирая дочери тяжёлые волосы в высокую сложную причёску. - Вчера "Книга Перемен" обещала тебе исполнение, сегодня тебе должно повезти. Но будет ли этот день твоим?

А набирал силу 1853 год, а в январе императорский двор затеял конкурс наложниц. Юная Йоханала приглянулась двум - один другого старше - жирным лоснящимся евнухам, поскольку обладала странной, не типичной для китаянок внешностью. От смуглых крохотных красавиц девушка отличалась высоким ростом, овальным очертанием лица цвета сияющей слоновой кости и низким глубоким голосом - который будто убаюкивал, которым кто-то колдовал. Её ступни не были похожи на копытца - предел мечтаний тамошних мужчин: когда отец Йоханалы разорился, мать отказалась бинтовать пятилетней девочке ноги в золотой лотос, как это делали другие женщины, подгибая четыре пальца, дабы, по строгому старинному канону, длина от пятки до носка не превышала десяти сантиметров. Не самую последнюю роль в выборе будущих императорских наложниц играли иероглифы, составлявшие даты их рождений, а конкурсантка с цветочным именем, которое в переводе означает "орхидея", появилась 29 ноября 1835 года - в "Заметках о цинском дворе" напротив этого цифросочетания и фамилии отца Йоханалы наивно стоит слово благоприятие.

Когда мать узнала, что её лунный ребёнок отныне живёт в пекинском дворце, что теперь её горячечное дитя завистливые слуги окликают драгоценным человеком, она передала через них записку, где умоляла свою дочь лишь помнить о прошлом, не позволяя ему злить настоящее и, тем более, чернить будущее. Прошлое же неизбежно отдавало горечью и позором, приберегало обиды, копило злость.

Отец Йоханалы происходил из знатного рода Жёлтого Знамени. Жёлтый цвет, считавшийся цветом императорского двора, расслабил молодого человека, кто с мальчишества привык к, в общем-то, незаслуженным почёту и уважению. На посту таможенного чиновника он, в конце концов, проворовался, его публично объявили взяточником, разумеется, сразу разжаловали, и только благодаря "старым связям" и "нужным знакомствам" его семья могла есть по утрам рисовые лепёшки и спать не в пустыне Ша Мо, которую европейцы простодушно называют Гоби.

Поэтому чем угрюмее история маньчжурского мандарина-бедолаги, тем загадочнее появление его дочери в пределах знатных - у ног Сына Неба, рядом с Могущественным Драконом, с императором. В тех же "Заметках о цинском дворе" говориться о том, что участие в конкурсе наложниц могли принимать девушки, чьи отцы значились в государственных должностных реестрах чиновниками третьего, второго и первого рангов из девяти существующих. Так что звание Драгоценного Человека было случайным подарком, удачей, но…

Йоханала хотела стать, ни много ни мало, Императорской Драгоценной Наложницею

"… и, словно клык, войдя в драконье сердце,
заставить полюбить того, в чьей власти жизнь и смерть,
и умиротворить, и умертвить…"

Задолго до того, как горделивая чаровница попала в золотые покои китайского самодержца Сянь Фына (а именно - ровно семнадцать лет и два месяца назад), он, осанистый молодой человек, со своим отцом Дао Гуаном решили развеяться в императорских угодьях. Оба хорошо владели стрельбой из лука, были первоклассными наездниками и свободный воздух любили больше благовоний в языческих курильнях. В то утро под копыта их коней попалась старая белая лисица, она, столь слабая и больная, даже не потрудилась убежать, а Его Величество Император Китая Дао Гуан, обрадовавшись такой лёгкой добыче, принялся натягивать визгливую тетиву.

Помилуйте! - услышал он голос сына. - О Вашей мудрости, отец, известно за пределами государства, Вашей силы страшится войско, а доброта Ваша настолько близка к сердцу, что - посмотрите - дикие звери бросаются к ногам лошадей Ваших, а эта, - юный Сянь Фын указал на лису, - готова тотчас умереть за Вас. - И император оставил нечастное животное.

Возвращаясь, они снова увидели лесную обитательницу, да на этот раз Дао Гуан не удержался

Тебе не повезло, сын мой, - посочувствовал он Сянь Фыну, - одному и тому же воину нельзя промахнуться дважды, а твой отец здорово стреляет по привычке. Император просит у тебя прощения.

Зверя со стрелой в глазу слуги оттащили в сторону, и к вечеру придворный астролог тихо сообщил наследнику трона, что душа убитой лисы уже в теле новорождённой девочки, чьи малахитовые глаза когда-нибудь посмотрят на Сянь Фына и заставят его изменить жизнь их обладательницы, и изменят его судьбу императорскую, и изменят.

Всё будет хорошо, мой цвет, - говорила мать Йоханале, когда девочке не исполнилось и семи лет, - вот станешь повелительницей, и простишь отцу всю нашу надуманную бедность. Ведь сделал же Сын Неба императрицей свою наложницу Цы Ань. А она, наверное, и в зеркало-то редко смотрела.

У Йоханалы по дворцовым порядкам не было почти никаких шансов, ведь всё просчитывалось как дважды два: одна - Императорская Драгоценная Наложница, две - драгоценные наложницы, четыре - обычные, шесть - конкубины, остальные… Как раз в число остальных она и входила.

Йоханала к своим семнадцати с лишним годам сумела стать терпеливой и выдержанной, плавной и последовательной, как маньчжурский тигр на охоте перед броском к жертве. Все монеты, причитающиеся ей для роскошных нарядов наложницы, она делила на три горсти: первая уходила на оплату уроков пения, благодаря ценности второй девушка оттачивала каллиграфию, ну, а третью (самую увесистую горсть) она отдала жирному лоснящемуся евнуху - тому, кому она понравилась больше других конкурсанток. Собственно, не прошло и трёх лет, как он, по просьбе своей любимицы, ненароком завёл императора Сянь Фына в её сад, где Йоханала, искусно выводя иероглиф, обозначающий благоприятие, пела старинную китайскую песню о мудрости и доброте Сына Неба, а разноцветные канарейки садились к ней на плечи, вытягивая из расшитого бисером одеяния шёлковые нити. Сянь Фын был поражён, и после ужина Орхидею впервые пригласили в драконьи покои. Следующей целью Йоханалы была императрица.

Бездетная и вечно печальная Цы Ань нуждалась если не в заботе, то уж точно в участии, в сочувствии, хотя бы в беседе. Среди прислуги ходили слухи о том, что жена Сянь Фына давно уже не приходила к нему, а время от времени её навещали преклонных лет садовники, один из которых страстно любил Цы Ань, а другому настолько надоели её капризы, что однажды он оставил в спальной комнате императорской жены стебель ядовитого растения сы-дун. Женщина иссыхала от собственных подозрений и одиночества.

Госпожа моя, - обратился к ней верный ей со дня свадьбы подданный, - среди наложниц есть девушка, в семье которой издревле знали о ядах больше, чем следовало бы знать о них. - Поэтому Цы Ань немедля приказала вести ту самую Орхидею.

Род Жёлтого Знамени действительно славился своими знахарями, и Йоханала унаследовала талант приготовить любую отраву и с помощью обоняния распознать её содержание. Из девяти напольных ваз, стоявших в просторной чайной беседке Цы Ань, в самой неприметной девушка учуяла опасное зловоние и вскользь не преминула заметить, что точно такой же запах три недели назад она слышала у дверей в комнаты Императорской Драгоценной Наложницы. Дело оставалось за малым. Да честно сказать, доверчивого Сянь Фына долго уговаривать не пришлось. Цы Ань заполучила, как она думала, любезную подругу-спасительницу, а Йоханала - долгожданный титул.

Сегодня её разбудили много позже обычного - так требовали предписания, таким был выдержанный веками ритуал. Ей даже дали понежиться среди наполненных сном подушек, а затем вошёл управляющий Палатой важных дел и, достав зелёную табличку, торжественно озвучил выписанные на ней иероглифы. Вскоре Йоханалу посадили в усыпанный листьями белого чая паланкин, и четыре сбитотелых отрока, подставив свои плечи под тяжесть страсти, понесли её через Парк Радости и Света в императорские покои. Там девушку раздели, омыли, натёрли розовым маслом, обнажённую, облачили в тончайшее покрывало из пуха цапли, потому что птица эта, по преданию, враг змей, потому что змея - воплощение зла и хитрости, потому что человек, дотронувшийся цапли, в миг теряет все свои змеиные мысли, забывает обо всех своих хитрых злодействах. А иначе - он не вправе явиться пред умные очи монарха. Как ни странно, сей день не стал исключением.

…Три раза бдительный евнух у дверей спальни кричал Сянь Фыну "Время пришло!", три раза сладострастный Сын Неба делал вид, что не слышит известного ему заклинания, после которого без замедления надобно отпускать любую из наложниц, пусть даже самую желанную. Тем более, что хорошо бы вовремя изгнать драконово семя, надавив девушке на живот, однако на этот раз в Книге Любви пришлось записать: "14 июля сего года в 17:40 Император осчастливил Йоханалу", - а это означало, что Сын Неба позволяет своей драгоценной наложнице забеременеть от него, несмотря на шестьдесят уже имеющихся к тому моменту детей. И - император отпустил Йоханалу, подарив ей изящные четыре серёжки.

С тех пор они виделись почти каждый день, но сегодня Орхидея впервые за последние четыре года улыбалась искренне - до слёз.

Через несколько месяцев Йоханала призналась Цы Ань в том, что её бесконечная любовь к Сянь Фыну не позволяет являться к императору с круглым, как аквариум, животом, и доверчивая женщина испросила у своего мужа довольно длительного отдыха для Драгоценной Императорской Наложницы. Последнюю же по рождении наследника ждал исключительный подарок: для неё уже сейчас выбирали имя, а Цы Ань готова была хоть завтра отдать ей свою корону.

Никто, нигде и никогда не видел Йоханалу, вынашивающую хоть какое-нибудь подобие ребёнка, зато приблизительно в тот самый период, когда девушка перестала встречаться с Сянь Фыном, одна из конкубин по имени Чу Ин готовилась стать матерью, и Йоханала предложила той трогательную дружбу: они вместе прогуливались, вместе обедали, секретничали о мужских качествах императора, сплетничали о своих общих любовниках-слугах, попытались любить друг друга… Да как-то то ли не успели, то ли засуха случилась в садах Сына Неба: конкубина, не начав и грудью кормить младенца, куда-то испарилась. Никто, нигде и никогда не видел её - мёртвой, больной, убегающей из пекинского дворца, падающей в бесконечный, как любовь Йоханалы к императору, колодец, перелезающей через Великую китайскую стену, или берущей пузырёк с пряным ароматом яда. И кто (чей) он этот Тун Чжи - новорождённый наследник китайского трона, осчастлививший своего отца Сянь Фына и одаривший Йоханалу именем, которое значило Святая Мать? "История начинается там, где есть загадка", - полагал известный китайский мыслитель-путешественник Кхи Чунь задолго до описываемых событий.

Вскоре после появления на свет Тун Чжи Йоханала (теперь уже Цы Си) почувствовала себя слишком уверенно. Уверенно даже для самой драгоценной из наложниц, которых у китайского монарха было около трёх тысяч и о которых Сянь Фын благодаря Цы Си стал мало-помалу забывать. Вот что читаем мы в Торговых списках Императорского Дворца: "Этой весной евнух Ли Ляньин закупил полторы тысячи нефритовых стержней, обтянутых ослиной кожей1". Какое же несчастье случилось в Закрытом городе: половина девушек, предназначенных для Сына Неба, явно не успели полюбить его. Зато вопреки всем обычаям император стал появляться с уважаемой наложницей Цы Си на самых что ни на есть официальных мероприятиях. А Цы Си успокоения ради держала при себе алчного, но преданного уродца Ли Ляньина. Он-то и стал во главе сети назначенных доносчиков и добровольных осведомителей, которые ежедневно за завтраком мерно рассказывали Цы Си о её недоброжелателях. К вечеру какого-нибудь врага обязательно настигала неизвестная медицине болезнь, или злодей случайно попадал под колёса повозки на городском базаре как раз в тот момент, когда он с неподъёмными тюками возвращался к своей любимой жене. Так что ночью отмщённая Цы Си, перевоплотившись в Йоханалу, могла спокойно беседовать с радужными канарейками, в дрёме поглаживать крохотного ши-тсу3 по кличке Имбирь (Дзян) и выводить стихотворные иероглифы:

"Как я, тысячелистник выложив, ответа жду от Книги Перемен
на мой вопрос "Продолжится ли счастье иль кто-то помешает быть ему?" -
так дикий рис наверно ждёт воды и человека ждёт, который хочет есть".

Но… "Тайны долго не живут", - утверждал лысый бродяга Кхи Чунь. И однажды император всё-таки прознал о бесчинствах своей любимой наложницы: самые красивые девушки исчезали из гарема так, как соль растворяется в кипящей воде, самый верный советник был найден обёрнутым в отравленные простыни. Справедливости Сянь Фыну было не занимать, поэтому он тут же приказал привести этот ядовитый цветок, который с нежностью поливал сам Сын Неба. Увы, разговор между ними не состоялся.

К чему палач? - вопила Йоханала, обнимая колени своего повелителя.

Для чего покои твои белые будут забрызганы красным? - Что мог на это ответить добродушный Сянь Фын?

Ты видишь: я и так умираю от горя и скорбной любви к тебе! - И император простил свою белую лисицу Цы Си.

И Цы Си запомнила свои слёзы.

Через неделю, в день трёхлетия Тун Чжи, рядом с подушкой, на которой почивала умиротворённая наложница, лежала небольшая книжка в чёрном кожаном переплёте. На обложке рукой императора красовался золотой иероглиф "Прощение", а внутри Йоханала обнаружила собственные стихи.

Это наше с тобой второе дитя, - объяснил улыбающийся Сянь Фын.

Он повелел отпечатать девятитысячный тираж книги, и к началу лета около пекинских книжных развалов потные мальчишки воинственно орали: "Императорская наложница пишет стихи! Мать императорского наследника выпустила книгу! Цы Си! Покупаем сборник Цы Си! Ограниченное количество экземпляров!"

Остается только добавить, что новоявленная поэтэсса сама организовала продажу своих стихотворений: хозяевам книжных лавок в итоге не досталось ни юаня, поскольку на вырученные деньги Цы Си решила заказать у ювелиров канареечные клети да несколько инкрустированных бриллиантами ошейников для своего крохотного питомца Дзяна.

Весьма скоро скромница Цы Си научилась разбираться в политических интригах, знала толк в экономике, умела видеть закономерности и делать выводы. Она достаточно остроумно реагировала на любые изменения в своей стране. Однако, держа на столике старинную Книгу Перемен вечно открытой, властолюбивая наложница как таковых перемен не терпела.

В ту пору Китай оставался феодальным государством, провинции бедовали от одного рисового сезона к другому, а более или менее крупные города пухли от иностранных миссионеров. Французы и англичане будоражили воображение китайского обывателя, привозя вместе с заморскими товарами и заморские идеи. Любое, даже самое мирное и дипломатическое появление чужеземца Цы Си расценивала как вызов монархии и задуманному предками укладу. Несмотря на то, что брат стареющего императора принц Кун пытался хоть как-то поддерживать отношения с зарубежными гостями, Сянь Фын плясал под каблучками своей любовницы, будто ослеп. Один из современников китайского монарха, бежавший за границу, напишет: "Даже глупым слугам Сын Неба жаловался на наложницу Йоханалу. Но ничего путного не мог поделать. Молодая женщина взяла императора в оборот задолго до того, как он успел заметить это. Белая лисица ожила. Кто вытащит стрелу из её багряного глаза?"

Наступил 1860 год: опиумная война привела англо-французские войска в Пекин, и императорская чета вынуждена была бежать из дворцовых эдемов в провинцию Жэхэ. Что тут скажешь? Пусть белолицые чудовища с круглыми, как фарфоровые блюдца очами сожгут столицу грандиозной империи! Пусть разберут до конды великую стену! Пусть рыдают братья и защищают свои хижины сёстры! Здесь в мирной обители Поднебесной люди Жэхэ чествуют своего правителя. Здесь цветы и фейерверк. Здесь народные гуляния и прогулки на водах.

Могущественный Дракон очнулся от всеобщего ликования, когда заметил, что его верная Орхидея где-то на середине озера кокетничает с юным вёсельником. До сих пор боявшийся озёрных развлечений Сянь Фын, не медля, подозвал двух сильных гребцов и через пару минут его лодка поравнялась с лодкой Цы Си. Та, как ни в чём ни бывало, перебирала цветы, напевая старинную китайскую песню о мудрости и доброте Сына Неба. Успокоенный император выразил желание пересесть к Цы Си: чёлн качнулся, и Сянь Фын, от роду не умевший плавать, оказался в холодной воде. Каких же усилий стоило любвеобильной певунье протянуть руку тонущему самодержцу. Сколько скорби было в её малахитовых глазах, когда гребцы помогали Сянь Фыну освободиться из мокрых одежд его. Тот же современник китайского монарха, который бежал за границу, напишет: "Эти раздумья на лице своей наложницы, это сожаление, эту неохоту, с которой Цы Си обтирала полотенцами дрожащего Сына Неба, император не забыл до конца своих дней". Впрочем, умер Сянь Фын довольно скоро, без чьей-либо помощи - то ли от недолеченного переохлаждения после злополучной водной прогулки, то ли просто так, от старости. Шёл 1861 год.

Накануне смерти императора Йоханала вновь раскладывала стебли тысячелистника и шуршала страницами Книги перемен. Несмотря на древние указания, Йоханала гадала себе сама. И на сей раз И-Цзин говорил о Творчестве. Это первая, мужская, гексаграмма (Цянь), состоящая из шести (одна над другой) сплошных, сильных, черт ян [-], которые не будь они в таком изобилии, каждая на своем месте символизировала бы активность, свет, движение. Но человек, устремивший шаг свой к свободе и гармонии, не в праве забывать о том, что мир есть всевечное сочетание напряжения и покоя, эгоизма и самоотречения, инь [- -] и ян. И только хаос означает материю, не тронутую Богом.

В целом, гексаграмма, выпавшая Йоханале, по мнению толкователей, сулила надежду: "Вы на вершине горы, и возможности спуститься у Вас нет. Будьте осмотрительны, пока находитесь наверху". Однако по отдельности, в соответствии с занимаемой позицией, линии предупреждали:

1-я (нижняя). Нырнувший дракон, не действуй.

2-я. Появившийся дракон находится на поле...

3-я. Благородный человек до конца дня созидает. Вечером он бдителен. Опасность…

4-я. Точно прыжок в бездне…

5-я. Летящий дракон находится в небе…

6-я. Возгордившийся дракон. Будет раскаяние.

Хулы не будет, - повторяла Йоханала вместо многоточия.

Смотри, чтобы все драконы не главенствовали. Тогда будет счастье, - настаивал древний толкователь.

Цы Си официально стала регентом пятилетнего Тун Чжи. А поскольку действующая императрица Цы Ань остаток своего бабьего века, который, как известно, короток, решила посвятить любовным играм с садовниками, государственная власть мигом оказалась у ног Цы Си, на её голове и в руках с заточками-коготками. Она быстренько спихнула наследника на попечение нянек и евнухов (тем более, что по уставу ей было положено не более десяти свиданий с маловозрастным принцем), а сама принялась методично устранять ненужных людей. Найти их было несложно. Цы Си по жесту или взгляду вычисляла своего врага. Основные его качества - недоверие и недовольство, дистанция и прямой взгляд. Стены дворца трещали от заговорщического шёпота: убить, убить и только убить деспотичную регентшу, тварь невиданную, ад земной. Но зло наше всегда бежит впереди нас, выдавая нас с головой, со всеми потрохами, наконец, со спрятанным добром в наших сердцах. Цы Си приказала забить пятьсот заговорщиков, во главе с зажиточным феодалом Сю Шеном, который принадлежал древнему роду военных аристократов. Его родственников выселили в отдалённую китайскую провинцию, прежде отобрав все богатства.

За несколько лет до этих событий в соседнем с Китаем государстве Рамакришна Парамахамса произнёс свое знаменитое всяк велик на своем месте. У Цы Си было другое мнение о людях:

Любому, кто испортит хоть часть моего настроения, - улыбалась она, - я испорчу всю жизнь. Или отниму её, - не забывала добавлять Цы Си.

И тогда, моя императрица, человек, наконец, поймет, что такое счастье, и с чем его едят, - подхватывал беззубый Ли Ляньин, натирая плечи своей госпожи маслами и благовониями.

Кстати, уродливый евнух этот принимал посильное участие в воспитании Тун Чжи. Когда мальчику исполнилось четырнадцать (а свой возраст китайцы считают с момента зачатия), Ли Ляньин посчитал нужным свезти будущего императора к пекинским окраинам и показать ему настоящую жизнь: пара притонов, кишащих заразными девицами, плюс неочищенная рисовая водка, плюс сомнительного качества опиум. На что рассчитывала Цы Си, отпуская принца Тун Чжи за пределы дворца?

Впрочем, она тогда не рассчитывала, но считала. С математикой у Йханалы ещё в детстве всё было хорошо; в ту пору она знала, КАК считать. А теперь, когда всякий почтенный гость одаривал Цы Си буквально килограммами драгоценностей, она знала, ЧТО считать, и в зависимости от стоимости подарка выполняла просьбу или отказывала в ней.

Отказ - привилегия царей. Подданные обязаны просить, - наставлял молодую правительницу преданный евнух.

Вот так - в перебирании каменьев, в неустанном уничтожении предателей, в поучительных беседах с Ли Ляньином - прошло более десяти лет. Тун Чжи достиг своего совершеннолетия, и Цы Си, подыскав сыну невесту, объявила о том, что срок её регентства подходит к концу, и отныне у китайского народа есть настоящий император… Алкоголик, наркоман и сифилитик, влюбленный в собственную жену.

Передавая власть сыну, Цы Си, разумеется, надеялась подписывать собственные указы его рукой, но просчиталась с выбором невестки. Красотка Алутэ оказалась образованной и умной девушкой, уже сейчас имевшей безусловное влияние на юного без пяти минут императора, который подписал указ, разрешающий иностранцам торговать в Пекине и за его пределами. "А что будет потом?" - подумала бывшая регентша и решила.

На первой полосе императорской газеты от 23 ноября 1974 года читаем: "В этом месяце мне посчастливилось заразиться оспой". Заметка подписана рукою наследного принца Тун Чжи. Рядом - фото улыбающегося юноши с поврежденной кожею на лице. В Китае считалось: ежели человек переболеет оспой (а Тун Чжи в этом не сомневался), то его и смерть голыми руками не возьмет, разве что только в глубокой беспамятной старости. Но принцу не повезло: то ли доктора давали не те лекарства, то ли лекарствам мешал благополучно действовать злосчастный сифилис, то ли не бывает дыма без огня и слухами мир полнится…

В пекинском дворце во время еды не было принято вытирать руки и губы бумажными салфетками, для этого использовали тряпичные, подогретые на пару полотенца, которые подносил какой-нибудь евнух. Если тёплую ткань поднести к телу больного человека, а потом приложить к лицу жертвы, заражение обеспечено. И неважно что это за болезнь - будь то обычная простуда или менее обычная оспа. Всё равно приятного мало. А если ты заболел и тебе не дают лекарств, или вместо них дают мел, который так хорош, когда у тебя в младенчестве растут зубы, и совсем ни к чему, когда они уже начинают выпадать? А вдруг кто-то скажет, что в твоем бренном теле излечению от одной болезни мешает другая, и этой другой ужасной хворью тебя одарила твоя любимая жена? Что тогда?! А ничего! Всего лишь смерть. Простая, как закон.

"Знать бы сколько стоит жизнь,
отдала бы за бесценок,
но опять-таки себе".

Цы Си прогуливалась по саду, когда дрожащий слуга сообщил ей о смерти сына. Она приподняла плечи, поджала губы, повернула голову, мол, чего ж тут удивительного, подозвала Имбиря, и, взяв ши-тсу на руки, процокала каблучками вглубь Парка Радости и Света. Китай погрузился в траур. Окунулся в печаль. Истек слезьми. Не выли только тигры.

Что за чёрт, - поделилась сомнениями Цы Си со своим верным евнухом, - как можно скорбеть по человеку, который вообще ничего не сделал?

Пусть рыдают, - утешал её Ли Ляньин, - они не видели настоящего горя.

Через несколько дней доверчивая Алутэ сообщила Цы Си о том, что беременна. Новость принесла мало радости, причем обеим. Первой подстроили самоубийство, вроде как не вынесла верная жена смерти прекрасного мужа. Вторую стали повсеместно обвинять в насильственном устранении сына и невестки: один из придворных, Чу Чен, покончил с собой на могиле Тун Чжи и Алутэ, оставив краснобаистый меморандум, в котором обвинял Цы Си во всём злом и тёмном, что случилось в его родном государстве за последние пятнадцать лет.

Для начала Цы Си изничтожила семью Чу Чена, а потом… Сняла с себя дорогой наряд и блескучие украшения (оставила только четыре жемчужины по две в каждом ухе - давний подарок Сянь Фына); открыла ярмарки, доходы от которых раздала беднякам; взяла себе за правило еженедельно посещать драматический театр; объявила будущим императором своего четырёхлетнего племянника Цзай Тяня, дав ему царское имя Гуансюй, бриллиантовый наследник... Двумя словами, стала хорошей.

Пока - её - не укусила - змея.

Как-то примерная Цы Си отправилась на пекинский базар за травами, которые предпочитала выбирать сама. Она вертела товар в руках и долго смотрела на продавца: если тот опускал очи долу, Цы Си бросала ему на прилавок несколько монет, в противном случае… Увы, смельчаков не было. Долго ли коротко, императрица заполучила всё, что нужно для приготовления притираний, отваров, ядов, лекарств, и хотела уже возвращаться в Закрытый город, когда безумный старик, от которого воняло, как от сотни безумных стариков, уцепился за подол её платья и, заглядывая в глаза, неистово заорал:

Госпожа проклята Небом! Небо видит! Люди видят! Неужели госпожа не видит, что проклята? Позор! Позор! - и пустился в не виданный доныне жителями Поднебесной пляс.

В руках у оторопевшей поначалу Цы Си, вскоре появилась увесистая палка, ей императрица молотила по лысой голове старого сумасшедшего, пока тот не испустил дух свой окровавленный. Затем она повернулась к толпе:

Ну? Кто ещё осмелится запустить свой взор в мои зрачки?

Досталось многим. Проталкиваясь к выходу, Цы Си махала палкой во все стороны, а когда она забралась в паланкин и отчалила, торговлю на рынке прекратили. Нужно похоронить безумного старика, ведь он, по поверью, был тем самым бродягой Кхи Чунем, который давным-давно стал родоначальником великой китайской логики, и, поняв, что ему не хватит времени поведать людям всё то знание, что находилось в его лысой голове, попросил у Неба ещё одну шуточную жизнь. Вот и получил.

По дороге во дворец носильщики чуть не уронили паланкин вместе с рассерженной царицей, а ночью её разбудил своим писклявым лаем Дзян. Цы Си вскочила, и тут же была ужалена здоровенной гадюкой. Первое, что она сделала, это раскрыла Книгу перемен и наобум ткнула пальцем: "Ещё не конец!", - уверяла мудрая книжица. Вторым делом, Цы Си приняла очень сильное противоядие. И только теперь позвала несчастных солдат из личной охраны, жить которым оставалось не более суток. На утро отчаянная правительница послала Цы Ань её любимые миндальные пирожные, куда на всякий случай положила по одному отравленному ореху.

Так что после всех этих злоключений Цы Си прозвали Бессмертным Драконом, и оптимистов в монархии поубавилось.

А жизнь в пекинском Императорском дворце шла своим немыслимым чередом. Азиатская Клеопатра выпивала по утрам чашку грудного женского молока, принимала ванны, наполненные спермой слуг, вела счет милым вещицам, изучала обеденное меню для знатных гостей, состоявшее из трёх сотен блюд, и высочайшим указом вносила 75 наименований продуктов в рацион собак и канареек, обитавших в Парке Радости и Света. Она любила выпороть слугу за то, что он не так разложил лепестки жасмина на мраморном полу её спальни, а потом затащить растерянного парня в постель и заставить неистово любить свою императрицу. Потом он, конечно же исчезал из Закрытого города насовсем, но кто ведёт счет своим слугам, говорила Цы Си Ли Ляньину за партией в маджонг, тот когда-нибудь недосчитается волос на собственной голове. Ко всей праздности императрицы можно приписать несколько десятков абортов и пару тайных родов. Но в этом ли счастье?

"Река полощет водами песок.
Песок в пустыне сделал мутной воду.
И ветер мне песок в глаза несёт".

"Дракон! Не помнишь ты себя от гнева,
хвостом вспорол и Небо. Ливень.
Не больно Небу, хвост изранен".

"Глазницы были бы пусты без глаз - не важен цвет их.
Глазницы были бы пусты и бесконечны.
Так бесконечна только скорбь в глазах моих".

Госпожа! - ворвался в императорские покои Ли Ляньин. - Госпожа! Чужеземные дьяволы перевели ваши стихотворения на свой варварский язык! Госпожа! Чужезем…

Переведи обратно, - приказала Цы Си.

Когда толмачи выполнили работу, царица пробежалась глазами по строкам, произнесла что-то вроде "враньё" и швырнула листы в лица переводчикам.

А впрочем, казнить, - напомнила страже обиженная поэтесса.

Уже к полудню вояки вовсю палили из пушек по католическому храму в центре Пекина; стрельба прекратилась только тогда, когда у Цы Си от грохота разболелась голова, и царица удалилась на чашечку зелёного чая.

Так, судя по всему, началось настоящее противостояние китайской правительницы иностранцам.

Китай. Громадная земля. Но кто дарует ей благополучие? Она ослабла после франко-китайской войны 1884-1855 гг. Она истощается после войны с Японией в 1894 г. С востока бедность, с запада болезни. С севера чужаки, желающие мира, с юга земляки, мечтающие о революции. "Всюду беспредельщики, всюду беспредел", - так поётся в песне, реальность же повествует.

В 1889 г. Цы Си пришлось оставить регенство, ведь Цзай Тянь стал совершеннолетним, и хотя день его коронации решили отложить до того момента, пока он не найдет себе достойную невесту, тётка будущего императора уже перебралась в загородную резиденцию, нежадно выстроенную на украденные Ли Ляньином из государственной казны деньги. Однако Бриллиантовый Наследник понимал, что без помощи своей безмерно деспотичной родственницы ему самому с ситуацией в стране не справиться. У Цы Си были люди, много людей - преданных и рьяных. А реформаторски настроенный юноша Гуансюй имел в противовес пару образованных друзей да несколько десятков сторонников по всему Китаю, чего недостаточно для удержания власти. Так что Цы Си проявляла завидную активность в вершении дел государственных. Потихоньку, полегоньку, задобренная собственным племянником, Цы Си отдала приказ о подготовке проекта конституции, ограничивающей абсолютную монархию. А Гуансюй, суд да дело, одаривал иностранных торговцев относительными правами и свободами, давая добро на строительство заводов и мануфактур. 11 июня 1998 г. Цзай Тян подпишет указ "Об установлении основной линии государственной политики", и с этого дня начнутся знаменитые 100 дней реформ - умеренных да буржуазных. Тогда же возникнет тайное общество Ихэтуань - "Кулак во имя справедливости и согласия", бьющий чужаков за ради сохранения традиций китайского народа. А Цы Си прознает, что её любимый племянничек, дабы потрафить местным реформаторам и зарубежным, хочет публично казнить её. Но зло бежит впереди нас… Не дожидаясь беды тётушка Йоханала устроит государственный переворот, с оглядкой на присутствие иностранцев отправит наследника трона в тюрьму на одном из озёрных островов, заставив отречься от престола, а его приспешников обезглавит за ненадобностью. Нескольким, правда, повезёт скрыться за границей, а негодник Цзай Тянь будет возвращен под предлогом домашнего ареста в пекинский дворец.

Итак 1900 год. Чуть постаревшая, но бодрая Цы Си вновь на императорском троне.

Как смели чужеземные дьяволы усомниться в моей власти? Для кого они выстроили свои фабрики? Разве для меня? Или, может быть, для моего народа? Нет! Поэтому никогда слово "мир" не прозвучит в устах правителей нашей страны. Ни на мгновение иностранные деньги не принесут плодов на нашей земле. Давайте отбросим всякую мысль о дипломатических переговорах! Это всё уловки. Защитим наши дома и память наших предков! Не допустим грязи! - Цы Си взывала громко и убедительно.

Так, что "ихэтуани" (иначе боксёры) выступили с невероятным по своей жестокости восстанием. Они громили заводы иностранцев и их дома, обрывали линии электропередач, подрывали чугунные дороги, сжигали и рубили ненавистных варваров - их жён, их детей, и каждого, кто был с ними как-то связан, пусть даже верою.

В ночь на 11 июня ихэтуани надели на руки красные повязки и двинулись на улицы Пекина. Их нельзя было сразить ни мечом, ни огнём, от их взглядов воспламенялись здания и волосы. Единый дух боксёров достигал такой экзальтации, что тела их становились неуязвимыми.

Из письма протоирея Сергия Чана:

"Ихэтуани именовали иностранцев бесами, крещёных китайцев - исчадиями их, а некрещёных, но имевших с ними сношения - вторыми исчадиями".

На момент восстания в Пекине проживало более полутора тысяч православных китайцев. В ту ночь боксёры и каждый, кому была дорога собственная шкура, кричал: Ша! (Убивай!) Ихэтуани призывали православных отречься от Христа и совершить ритуал поклонения в ближайшей кумирне. В противном случае верующих в Единого Бога китайцев ожидала злая смерть: их головы отрубали, их животы вспарывали, их спины были утыканы ножами.

Больно ли тебе? - спросил развесёлый боксёр восьмилетнего Ивана, отрезая мальчику нос и уши.

В том, что он стал последователем дьявола, вина его родителей, - попытался защитить Ивана старик-язычник.

Страдать за Христа не больно, - сумел ответить восьмилетний мальчик.

Боксёр продолжал кривляться и ухмыляться, чем выказывал лютое презрение (ведь китайцам не свойственно оголять свои эмоции при помощи мимики).

Это одна история. А остальные?

Тела только 222-х православных китайцев нашли и смогли опознать. Позже погибших людей канонизировали, а на месте их захоронения воздвигли Храм Всех Святых Мучеников.

А Цы Си, в свою очередь, ударилась в полную бессознанку. Она вела двойную игру, посылая войска на подавление ихэтуаньского восстания и одновременно обещая боксёрам награду за уши чужаков. В самый разгар бойни императорские войска всё-таки перешли на сторону красных повязок, и иностранные миссионеры оказались в засаде.

Чтобы защитить своих граждан европейские государства стягивали в Китай вооружённые силы. Ничего не боявшаяся до сих пор правительница, наконец, задумалась.

Госпожа! - кричал верный уродец Ли Ляньин. - Госпожа! Чужеземные дьяволы пришли! Госпожа! Чужезем…

Они пришли, а мы уйдём, - хмыкнула императрица, и, приказав бросить в колодец наложницу Гуансюя, которая попросила оставить возлюбленного императора во дворце, бежала.

Племянника она тоже не забыла с собой захватить.

Союзные войска подавили "ихэтуаньское" восстание. Его сторонники ещё напоминали о себе в удалённых провинциях. Но мало-помалу в стране устанавливалось какое-то подобие порядка. После подписания мирных соглашений, Цы Си разрешили вернуться вместе с Цзай Тянем в Закрытый город. Тётушка Йоханала скрепя сердце отдала почести погибшим от её руки подданным, заставила себя изъять из дворцовых архивов пробоксёрские указы и декреты, она ни с того ни с сего стала интересоваться фотографией и ездить на трёхколёсном велосипеде. Но она ни за какие коврижки не желала смириться с тем, что люди в массе своей сохранили уважение и нежность к её племяннику Цзай Тяню.

Летом 1907 года у Цы Си случился инсульт, от прежнего здоровья не осталось ровным счётом ничего. Кроме, пожалуй, знахарских навыков, которые не давали покоя Цы Си до самой её смерти.

В ноябре 1908 года умер Бриллиантовый Наследник, так и не ставший императором великой державы. Он умирал долго, в муках, наблюдая за тем, как его собственные мышцы иссыхают в труху, а кости крошатся, за тем, как он превращается в малоподвижного карлика. "Разве можно сомневаться в причине смерти Гуансюя? Неужели виновник неизвестен?" - напишет современник, который после 100 дней реформ бежал за границу. Он утверждает, что Цы Си часто готовила ванны для Цзай Тяня. Возможно, на сей раз она решила устроить племяннику небольшой сюрприз, ценою в его жизнь.

Спустя сутки после смерти принца на столе в императорской библиотеке Ли Ляньин обнаружил записку: "Не давайте женщине править страной. Или не стойте у неё на пути". Лист был смятый, бумага потрёпанная и как будто старая. Евнух перевернул лист и на обратной его стороне прочёл: "Помни о прошлом, горячечное дитя моё. Не позволяй ему злить настоящее и, тем более, чернить будущее". Об этой записке, отданной когда Йоханале её матерью, госпожа часто спрашивала последнее время.

Где она? Где этот клочок? - повторяла Цы Си, топчась на одном месте. - Там ведь какие-то очень важные слова. Не помню какие. Помню, что важные. Очень.

Ну и нашла ведь клочок этот ценный, - обрадовался Ли Ляньин. - Развешивайте же траурные флажки! - приказал он слугам. - Умерла последняя императрица Китая! ("Кто-то вынул стрелу из лисьей глазницы, и животное убежало на свободу", - подумалось жестокому, но верному евнуху.)

И умерла женщина. И вышла тогда из чрева её огромная белая луна - ярче солнца, проворнее мыси. А за луной шагнула Судьба женщины - красивее жизни, кровавее смерти, одинокая, как бессонница, злая и голодная, словно волк.

Ты тёмная, - сказала луна Судьбе, - но я не оставлю тебя. Иначе ты потеряешь дорогу. Просто не увидишь её, и о тебе забудут.

Но ведь я… - попыталась возразить Судьба.

Ты насылаешь морок и ужас на землю, - продолжала луна, - иссушаешь империи, искушаешь подданных. Но я не оставлю тебя.

Почему? - спросила Судьба.

Так - ты хотя бы станешь отражать мой свет и, возможно, научишься не только разрушать, но и радовать.

"А по праву ли я убиваю?" - Дракон растерялся,
оглядевшись на пепел и кости, на кожу и кровь.
"А по праву ли я растерялся? Ведь призван быть сильным!"

Спустилась тогда огромная белая луна - ярче солнца, проворнее мыси - вошла в черево женщины, обжегши круглый живот её, похожий на ночное светило, и появилась девочка, и родилась вместе с нею Судьба её - красивее жизни, кровавее смерти, одинокая, как бессонница, злая и голодная, словно волк. А девочка, сразу и потом, повзрослев и обретя возможность выбирать, оставалась верной своей Судьбе, шла за ней, даже когда та насылала морок и ужас на землю, иссушала империю, искушала подданных, и вообще вела себя так, будто её обязанностью было не радовать, но разрушать."/>

Прогуливаясь по аллеям дворцового парка, императрица Цы Си имела обыкновение остановиться и тихонько присвистнуть. На этот звук тотчас откликались маленькие разноцветные птички, во множестве жившие в душистом кустарнике. Безо всякой боязни они вылетали и садились на протянутую руку императрицы, кружились над головой, отвоевывали место на ее плече, ревниво расталкивая соседей.
Американская художница по фамилии Карл, однажды побывавшая в гостях у китайской императрицы, вспоминала, какое огромное впечатление произвела на нее магия Цы Си, которой подчинялись и люди, и неразумные пташки.
Она походила на сверхсущество, чудом перекочевавшее в начало XX столетия из древних китайских сказок. Гостья была очарована. Тем более понятен крайне обескураженный тон последующих признаний мисс Карл: «Мне казалось почти невероятным представить себе, что эта ласковая дама, с такой моложавой внешностью и привлекательной улыбкой может быть той, которую называют жестоким, беспощадным тираном…»

История склонна замалчивать истинные людские подвиги и доблести так же, как и трубить в золотые трубы о тех, кого к благодетелям человечества отнести трудно. Но с этим печальным парадоксом справиться невозможно. «Об уме, образованности, энергии императрицы, — читаем в «Вестнике Азии» за 1915 год, — писалось очень много; но ее хитрость, настойчивость в достижении своих целей, жестокость и развратность еще ждут своего историка». Впрочем, малопочтенные качества, известные, оказывается, всем, вовсе не мешали автору статьи об императрице Цы Си причислять ее к одной «из замечательнейших и способнейших правительниц всего мира».

Видимо, пример столь фантастической карьеры, выпавшей на долю этой «ласковой дамы», всегда будет иметь власть над человеческим воображением.

Взлет никому тогда еще не ведомой девушки из Поднебесной пришелся на то время, когда мир вступил во вторую половину XIX столетия. Американцы уже не мыслили дня без «Нью-Йорк таймс», жители обеих российских столиц ездили друг к другу в гости по новой железной дороге, в обиход входили новинки прогресса из павильонов только что отшумевшей лондонской Всемирной выставки. А за Великой Китайской стеной все шло своим чередом. В январе 1853-го двор императора Сяньфына объявил о начале конкурса наложниц.

По правилам, число девушек, составлявших прекрасное окружение Сына неба, должно было быть 70 человек. Хотя по сути дела, все две тысячи женской обслуги пекинского дворца находились в его полном распоряжении. Но время от времени цветник требовал обновления.

Между тем даже попасть в соискательницы являлось непростым делом. В Китае существовало 9 чиновничьих рангов, среди которых 9-й считался самым низшим. Как можно узнать из «Заметок о цинском дворе», вышедших в Пекине, в конкурсе могли принять участие только дочери чиновников выше третьего ранга. Но и они просеивались сквозь мелкое сито — из знатных девушек отбирались лишь те, «у которых восемь иероглифов, обозначающих даты рождения, считались благоприятными».

Легко представить, как ярко выглядели в тот знаменательный день разряженные соискательницы. Но всем им суждено было кануть в Лету. Кроме одной.

…За молоденькой Цы Си закрепилось прозвище Орхидея. Она и впрямь напоминала благоухающий цветок. Но время пропечатывает на лицах куда более важную информацию, чем количество прожитых лет. Оно дает знать о свойствах души и характера. Вот почему, судя по портретам, метаморфоза с той, которую нарекли Орхидеей, окажется поразительной: угрюмый взгляд из-под набрякших век, замкнутое лицо, не привыкшее к улыбке.

В справочниках год рождения императрицы Цы Си значится как 1835-й. Но по обычаям старого Китая, возраст человека исчислялся с момента зачатия. Стало быть, конкурсантке не исполнилось и 16. Надо сказать, Орхидея угодила в точку — для Сына неба отбирали девушек от 14 до 20.

Правда, своим появлением во дворце она была обязана случаю. «Когда она неосторожно отправилась к подругам, ее заметил евнух, — сообщается в «Сказании о тринадцати маньчжурских императорах». — Красота Орхидеи поразила его… А главноуправляющий как раз пребывал в смятении из-за того, что не мог набрать достаточного числа красивых девушек».

По этой причине, наверное, закрыли глаза на некоторые шероховатости в родословной Цы Си. Ее отец, хоть и был высокопоставленным чиновником, но проворовался и был отстранен от дел. А потому семья влачила жалкое существование. Самолюбивая Цы Си остро переживала окружающее ее убожество. Мать подливала масла в огонь, рассказывая, что перед родами видела во сне, как в ее чрево вошла прекрасная луна. Разве не означало это, что новорожденной суждена и красота, и избранность?

Между тем некоторые считали, что разговоры о чудесной внешности легендарной китаянки были преувеличены. Скорее всего, Цы Си умела производить должное впечатление. Но, так или иначе, ее сочли достойной остаться во дворце, хотя из 6 полагавшихся для наложниц рангов присвоили низший — под названием «драгоценный человек». Орхидея же метила в «императорские драгоценные наложницы».

Новоселье повергло девушку в унынье. Ее поселили в одном из самых дальних павильонов Парка радости и света. Едва ли сюда мог заглянуть император. Но какая-то безошибочная интуиция подсказывала Цы Си — дурное настроение еще больший проигрыш.

Избранницы, расселенные по апартаментам дворца, вовсю наслаждались новыми возможностями. Казна не скупилась на содержание красавиц, а те, в свою очередь, на покупку нарядов и украшений.

На их фоне Цы Си выглядела схимницей. Все получаемые деньги — 150 лян — она аккуратно складывала в шелковый мешочек. Никаких трат.

Время проходило не бесполезно: девушка совершенствовалась в каллиграфии. У нее были явные художественные способности — отведенные помещения Орхидея мастерски расписала. Она развивала от природы не сильный, но чистый голос, и очень в этом преуспела.

И вот когда шелковый мешочек обрел плотность и весомость, Орхидея завязала знакомство с евнухом, который больше, чем остальные, был приближен к Сыну неба.

От этого борова с заплывшими жиром глазами требовалось под каким-либо благовидным предлогом изменить обычный маршрут императора и привести его к стенам, у которых распевает свои песенки нарядная птичка Цы Си.

Интермедия в Парке радости была разыграна как нельзя лучше: Сын неба услышал хрустальный голосок, на который и пошел как завороженный. Вечером того же дня в покоях Цы Си появился управляющий Палаты важных дел и, вынув зеленую табличку, с выражением огласил ее содержание. Следом явился посыльный и, посадив Цы Си себе на плечи, понес в покои императора.

Там служанки раздели девушку, натерли тело цветками роз, затем укутали в покрывало из пуха цапли — эта птица считалась главным врагом змей, а потому все опасные мысли должны были покинуть укутанную в нежное оперенье.

Согласно неукоснительно соблюдаемому правилу, если девушка находилась в императорской спальне сверх точно оговоренного срока, управляющий громко провозглашал: «Время пришло!», затем входил в комнату и спрашивал у властелина: «Оставить или нет?» Если Сын неба отвечал: «Не оставлять!» — управляющий ловко, со знанием дела, надавливал на живот наложницы таким образом, что «драконово семя» выходило. Если же следовал приказ: «Оставить!» — в специальной книге делалась запись: «В такой-то месяц, такого-то числа, в такой-то час император осчастливил такую-то наложницу».

Теперь в случае беременности последней было ясно, когда зачато императорское дитя. Свидание Цы Си с императором закончилось именно таким образом.

У императорской четы не было своих детей, а многочисленное потомство от наложниц, к которым Сын неба уже охладел, в счет не шло. Цы Си прекрасно понимала, что у императора обязательно должен появиться наследник и обязательно от нее.

Она не обольщалась привязанностью императора. Все могло измениться в один день, подсунь ему кто-нибудь другую красотку в том же самом пуховом покрывале. А значит, надо действовать без страха и жалости…

Парк радости и света наполнился ужасом. Любая красивая девушка вызывала у Цы Си резкую неприязнь, и довольно скоро находилась причина для жестокого наказания, частенько кончавшегося смертью последней. А малейшая попытка пожаловаться императору немедленно каралась смертью.

И все же до Сяньфына дошли сведения о неистовствах любовницы. И пусть в его сознании ужасная картина содеянного Орхидеей никак не вязалась с обликом тихой и покорной подруги, доказательства, представленные императору, были более чем убедительны.

В гневе Сяньфын приказал заготовить приказ о казни маленького чудовища, абсолютно не ведая о том, что буквально опутан паутиной, сплетенной соглядатаями возлюбленной. Узнав о грозящей беде, Цы Си пришла в ярость: как некстати случился этот донос, когда все идет точно по ее плану! Несмотря на все запреты, она проникла к своему повелителю и не только подтвердила, что беременна, но и убедила в том, что коварные придворные, зная это, решили сплести интригу, чтобы заставить императора казнить мать его будущего наследника. Так зачем же нужен палач, она и так умрет от горя у ног Сына неба.

Сцена была разыграна более чем убедительно. Увидев распростертое на полу почти бездыханное тело, император впал в отчаяние. Забыв обо всем, он сам готовил подруге лекарства, сидел возле ее ложа, выполняя все прихоти и капризы.

…Фальшивая беременность, фальшивые роды и новорожденные от чужих матерей — не такой уж редкий эпизод в истории династических перипетий, где было немало дам, чья неукротимость в достижении поставленной цели превосходила все мыслимые фантазии. Но Цы Си удалось выделиться и из этого ряда отъявленных авантюристок, поправших все устои морали.

Осведомленная о самых мельчайших событиях двора, она узнала, что хорошенькая служанка Чу Ин беременна. Девушку тотчас силком уложили в постель в самых дальних покоях дворца, приставив к дверям сторожей. Доступ сюда имел только врач и, разумеется, Цы Си.

План ее созрел ввиду того опасного для нее обстоятельства, что вот уже почти два года она никак не могла одарить Сына неба обещанным наследником. Едва ли в этом была ее вина — император отличался крайней болезненностью, усугубленной невоздержанной жизнью. Но разве это примется в расчет? А потому рождение ребенка становилось наиглавнейшей задачей, которую Цы Си возложила на несчастную Чу Ин.

Что же касается внешних признаков близящегося материнства, то для Цы Си, в которой явно пропала большая актриса, едва ли было сложно изображать женщину в счастливом ожидании.

Весной 1856 года служанка-затворница на свое горе родила мальчика. Напрасно она молила о пощаде, обещая молчать. Все равно несчастная по приказанию Цы Си была умерщвлена.

Разумеется, рождение наследника — принца Тунчжи — чрезвычайно укрепило положение Цы Си. Вопреки всем традициям, оставлявшим в серьезных делах женщину «за занавеской», ее все чаще видели рядом с императором во время дипломатических раутов и всевозможных аудиенций. Настойчивое стремление внедриться в сферу большой политики лишь подчеркивает, как далеко простирались планы фаворитки. Ее хваткий ум легко впитывал государственную науку, а феноменальная память, сохраненная до глубокой старости, безошибочно расставляла по местам имена, даты, события, сведения экономические, военные, дипломатически — все, что стекалось в императорский дворец. Равнодушной оставляла Цы Си только колыбель маленького Тунчжи.

Впрочем, на ее счастье, традиционное воспитание наследника трона призвано было лишить мать, со всеми ее женскими слабостями, малейшего влияния на будущего императора. В год полагалось не более десяти свиданий с сыном. Все заботы о ребенке возлагались на прислугу и евнухов.

В 1861 году император Сяньфын умер. Его кончина была довольно странной. Лодка, в которой он находился во время прогулки со свитой, неожиданно перевернулась на самом глубоком месте озера. Императора сумели вытащить из воды, но пережитое потрясение и подхваченная жестокая простуда не дали ему оправиться…

Вдовствующей императрице Цы Ань в один, отнюдь не прекрасный, день к завтраку были поданы пирожные, начиненные ядом.

Четырехлетнему принцу Тунчжи надо было еще расти и расти. Цы Си номинально становилась регентшей, а фактически в том же 1861 году фаворитка императора стала у власти в Китае. И держала ее в своих руках до 1908 года.

47 лет на троне! Этот своеобразный рекорд китайской императрицы перекрыла лишь английская королева Виктория, державшая в руке скипетр 64 года. Некоторые историки находили по крайней мере две сходные черты у этих монархинь-современниц: неуемную страсть к драгоценностям и ожесточенное неприятие всего, к чему могло быть применимо слово «новое» — от взглядов до системы социальных и экономических отношений. И все же такое сравнение наверняка бы обидело английскую королеву: эпоха императрицы Цы Си едва ли беспрецедентна в новейшей истории по узаконенной жестокости, коварству и моральной деградации.

Тон, естественно, задавала сама императрица. Ходили упорные слухи о красавцах-юношах, периодически появлявшихся во дворце, а затем почему-то скоропостижно умиравших. Любовную круговерть восточной Клеопатры время от времени прерывали тайные роды, впрочем, новорожденных Цы Си никогда не хотела видеть: их сразу отдавали в чужие руки.

Страсть к любовным утехам превосходила лишь неуемная жажда обогащения. Никто из китайских императоров (разумеется, не бедствовавших) за всю историю страны не скопил такого огромного личного состояния. Любой предлог использовался для пополнения и без того трещавших по швам закромов. Каждое чествование владычицы ввергало далекую от благоденствия страну в громадные расходы.

Зная пристрастие императрицы к драгоценностям, льстецы не считались с затратами. Однажды она получила в подарок четыре мешка отборного жемчуга. Между тем свидетельствовали, что Цы Си не носила почти ничего, кроме давнего подарка императора Сяньфына — четырех крохотных жемчужин. Для них в каждой мочке уха ей сделали по два прокола. Но перебирать бесконечные ларцы с драгоценностями, прикидывать вес и цену умопомрачительных подарков было любимейшим занятием Цы Си.

Во дворце велся строгий учет каждой вещи. Золототканые, тончайшего шелка, расшитые камнями и жемчугом одежды пылились в гардеробах и мешках тысячами.

Как свидетельствуют старые записи, меню императорского стола состояло из ста блюд. Здесь за казенный счет кормилась целая армия прихлебателей всех мастей. Правда, самой Цы Си была свойственна умеренность в пище. Для укрепления здоровья она каждое утро выпивала чашку женского молока. Исключительная забота о своей внешности давала результаты — недаром американская гостья Цы Си восхищалась ее моложавостью.

Но все эти подробности выглядят лишь любопытными частностями на фоне главной страсти — получить абсолютную власть и уже не выпустить ее из рук.

Каждый год взросления наследника Тунчжи прибавлял Цы Си беспокойства — он легко мог оспорить ее место на троне. В таком случае она могла оказаться в тени нового императора, а это не входило в ее планы. Закономерно было ждать нового преступления.

В 1873 году принцу Тунчжи исполнилось семнадцать. Цы Си выбрала ему невесту, но очень скоро поняла, что допустила ошибку: начитанная и хорошо образованная невестка Алутэ стала настоящей наставницей Тунчжи и имела на него несомненное влияние.

А что, если Алутэ станет по силам править «из-за занавески» в обход ее, Цы Си? Кроме того, было заметно, что принц обожает молодую жену: три наложницы, полученные им по обычаю, скучали за невостребованностью. Все это было очень опасно.

И Цы Си перешла в наступление. Вкрадчиво, со свойственной ей изощренностью она убеждала простоватого Тунчжи, что его жена — хитрая лисица, обманывающая его едва ли не со всей дворцовой стражей. Эти разговоры доводили Тунчжи до исступления. Интуитивно опасаясь всех вокруг, а особенно матери, он только в жене видел главную опору своей жизни. Но дурные слухи, которые по наущению Цы Си давили со всех сторон, переставали терзать его только тогда, когда принц напивался до беспамятства. Все чаще его видели переодетым в простое платье, бродящим по городу в поисках веселых компаний. Для него стало обычным делом проводить день за днем в публичных домах. Врачам не удавалось справиться с сифилисом, который он подхватил. Цы Си же во всем обвинила Алутэ, якобы заразившую мужа. Медленно, но верно шел Тунчжи к своему концу. Официально объявили, что наследник опасно болен оспой. Его дни действительно были сочтены. По распоряжению Цы Си больному не давали лекарств. Еще месяц мучений, и все было кончено.

Между тем Алутэ готовилась стать матерью. Для Цы Си это означало появление вместо наконец-то сгинувшего Тунчжи нового законного наследника. А потому перед самыми родами две неясные тени проникли в спальню невестки. Во дворце было объявлено, что молодая вдова в скорби по мужу покончила с собой…

И все же ни созданная Цы Си беспримерная система покорности и повального раболепия, ни разветвленная сеть доносчиков и соглядатаев не избавили эту владычицу от оппозиции. Приходится удивляться мужеству людей, пытавшихся в глазах народа развенчать тщательно насаждаемый образ идеальной правительницы. Не говоря уже о народных восстаниях и деятельности реформаторов, пытавшихся устранить Цы Си от власти, находились одиночки, которые во всеуслышание обвиняли ее в самых страшных преступлениях.

Так, один из придворных покончил с собой на могиле Тунчжи и Алутэ, оставив резкий меморандум, где фактически обвинял Цы Си в насильственном устранении законного наследника. Гневные и справедливые слова, сделавшиеся известными широкому кругу людей, проняли даже беспредельно циничную натуру Цы Си. Она решилась на шаг, совершенно ей несвойственный: открыла несколько ярмарок, доходы от которых были розданы бедным.

Сохранились сведения о евнухе Коу Ляньцае, в феврале 1906 года вручившем Цы Си петицию из десяти пунктов, где были обвинения в разврате, просьбы освободить трон от окружения мздоимцев, расхитителей государственной казны. Несмотря на то что сама Цы Си напрямую ни в чем не обвинялась, она была страшно разгневана и приказала забить Коу Ляньцая палками.

Далеко не всегда дело ограничивалось словесными протестами. Один их хроникеров, Лян Цичао, рассказывает, например, о евнухах и служанках, которые покушались на жизнь Цы Си и были казнены с беспримерной жестокостью. Страшна была и кончина евнуха Лю: верный слуга Цы Си, имевший неосторожность подметить в ней нечто смешное, был отравлен страшной розовой жидкостью, которая сжала все его тело, превратив в карлика. В одном из трудов об императрице рассказывалось, что у нее хранилось множество ядов. От одних человек сгорал и превращался в золу, от других начинал исходить кровью…

Но никакие ухищрения, никакая жестокость и стремление запугать окружающих любыми способами не придавали Цы Си уверенности в завтрашнем дне.

Упорно, почти маниакально, держалась Цы Си политики «закрытых дверей», сознательно не замечая, насколько серьезно это замедляло темпы экономического и политического развития Китая. Особенно очевидным это стало после ряда крупнейших военных поражений: во франко-китайской войне 1884 — 1885 годов и еще более в японо-китайской войне 1894 — 1895 годов. Здесь Китай был вынужден снести унижение не от европейского, а от азиатского государства. Всенародное настроение подавленности, развеянный в пух и прах миф о превосходстве Поднебесной над всеми и вся вызвали к жизни два сильных политических течения: реформаторское и революционное, возглавляемое Сунь Ятсеном.

Страна открыто выступала за ограничение императорского деспотизма, ослабившего страну, за введение конституционной монархии. Как на все это реагировала нареченная Великой императрица? В какой-то момент еще полная сил и уверенности в себе, она решилась на смелый шаг. В сентябре 1906 года был издан указ о подготовке к введению конституции, который предусматривал сохранение верховной власти в руках императоров, но народ получал право участвовать в обсуждении вопросов управления страной.

Даже при беглом знакомстве с отголосками тех лет, когда величественный портрет «просвещенной правительницы» уже крепко сидел в голове не одного поколения китайцев, поневоле думаешь, где только художники умудрились набрать столько радужных красок?

«Никуда не выезжая за пределы своих столичных дворцов, она не была знакома с жизнью и бытом китайского народа и обо всех событиях в стране судила лишь по тенденциозным в большинстве своем докладам и меморандумам столичных и провинциальных сановников», — писал авторитетный советский китаевед С.Л. Тихвинский.

Как всякий деспот, страшившийся свободной мысли, «просвещенная правительница» не интересовалась ни литературой, ни гуманитарным знаниям. Напротив, все это казалось ей враждебным и вредным. Европейская культура оставалась для нее абсолютно белым пятном, что и неудивительно — иностранцев она ненавидела, хотя и прибегала к их вооруженной помощи, когда надо было подавить восстание в собственной стране.

Правда, императрица увлекалась драматическим искусством. Появляясь в театре, она смотрела на сцену через надежное толстое стекло. Может, сцена и была ее истинным призванием?

В последние годы жизни у Цы Си неожиданно проявился интерес к таким новшествам, как электричество и фотография. Ее видели с энтузиазмом разъезжающей по своим апартаментам на трехколесном велосипеде. В записях тех, кто доверил бумаге свои наблюдения за бытом повелительницы, сквозит ирония…

Умерла императрица Цы Си в 1908 году тихо и с твердой уверенностью, что великими своими трудами сохранила монархию. Сильные мира сего всегда были далеки от мысли, что именно они, а не какие-нибудь оппозиционеры и подрывные элементы готовят страну к революции. Последней китайской императрице так и не довелось узнать, как успешно она справилась с этой задачей.

Уверенность американской гостьи относительно магической силы, свойственной повелительнице Поднебесной, оказалась напрасной. Птичек, якобы повиновавшихся взгляду императрицы, оказывается, просто тренировали. Как это умеют делать в Китае, долго и упорно.

«Женщиной замечательно умной и с феноменальной твердостью воли» императрицу Цы Си называли все же недаром. Она сосредоточила в своих руках всю полноту власти, когда в огромной стране уже десять лет шло непрекращающееся движение против ненавистной народу цинской династии, во главе которой и оказалась Цы Си.

Это движение, начавшееся восстанием 1851 года в Цзяньтяне, продолжалось 18 лет. Столько же длилось противостояние крестьян народностей хуэй власти. Тайнинское восстание, приведшее к созданию собственного государства и потрясшее Поднебесную до основ, длилось 14 лет. Локальным же выступлениям народных масс не было конца.

В сущности Цы Си сидела на пороховой бочке. Карательные экспедиции, вопросы оснащения цинской армии эффективным оружием, создание жесткой системы подчинения власти на местах исключительно ей и только ей — в этом императрица преуспела.

Последние десятилетия XIX века в Китае были ознаменованы робкими зачатками капиталистических отношений. Тогда начали появляться первые фабрики, верфи, типографии. Императорский двор во главе с Цы Си крайне негативно реагировал на подобные проявления инициативы и душил ее как мог. В деревне продолжала господствовать феодальная собственность на землю. Система помещичьей и ростовщической кабалы, голод и нищета крестьян, многочисленные налоги, внутренние таможенные барьеры, отсутствие единой денежной системы — вот приметы политико-экономической жизни Китая времен «последней императрицы».

Во многом благодаря этой политике, проводимой Цы Си, Китай на рубеже веков оказался между молотом и наковальней: с одной стороны, европейский капитал почуял в огромной, обессиленной внутренними распрями стране легкую добычу и, как следствие, заинтересованность в природных богатствах, дармовой рабочей силе начала обретать формы открытой интервенции. С другой — народный гнев был теперь направлен не только против цинского двора, но и против европейских эксплуататоров, наседавших с не меньшей силой, чем свои собственные. Страна разорялась еще более усиленными темпами. Островком благополучия оставался, пожалуй, только императорский дворец.

В 1899 году огненный вал восстаний ихэтуаней (отряды справедливости и согласия) пошел гулять по стране. Инициатором выступлений крестьян и городской бедноты Северного Китая явилось тайное общество Ихэцюань, что означает «кулак во имя справедливости и согласия». В связи с тем, что в название общества Ихэцюань входило слово «цюань» (кулак), американские концессионеры стали называть повстанцев «боксерами».

Политика императорского двора ввиду успехов повстанцев, а затем вступления на территорию Китая иностранных войск под эгидой защиты своих граждан являла поразительный даже для двора Цы Си образчик лицемерия и предательства интересов страны. Сначала цинская армия безрезультатно пыталась разбить восставших. Но стоило императрице почувствовать угрозу со стороны хорошо вооруженных европейцев, она прекратила всякие стычки с ихэтуанями, и более того, желая прослыть «народной императрицей», призвала подданных создавать отряды мщения «для защиты от иностранных оскорбителей».

Вот в такой мутной воде политических интриг императрица Цы Си и удерживалась на троне страны, которая после подавления восстания иностранными войсками вынуждена была принять кабальные условия Запада. Впрочем, на жизни императорского дворца это практически никак не отразилось. Хотя будем справедливы — разве страсть к комфортному существованию наперекор всем государственным катаклизмам среди разливанного моря людских бедствий — это отличительная черта лишь китайской монархии?..

Людмила Третьякова

В книге Пу И о роли евнухов в императорском дворце говорилось: "Описывая мое детство, нельзя не упомянуть евнухов. Они присутствовали, когда я ел, одевался и спал, сопровождали меня в играх и на занятиях, рассказывали мне истории, получали от меня награды и наказания. Если другим запрещалось находиться при мне, то евнухам это вменялось в обязанность. Они были моими главными компаньонами в детстве, моими рабами и моими первыми учителями".

По некоторым источникам, император мог иметь до трех тысяч евнухов, принцы и принцессы – до 30 евнухов каждый, младшие дети императора и племянники – до 20, их двоюродные братья – до 10. Во времена китайской династии Мин при императоре находилось около 10 тысяч евнухов. После установления в Китае в 1644 г. власти маньчжуров влияние евнухов значительно ослабло. Однако при царствовании вдовствующей императрицы Цыси институт евнухов при дворе вновь стал играть большую роль. Когда Цыси переступила порог императорских дворцов, в них насчитывалось 4 тысячи евнухов. Они объединялись в особые кланы, порой очень могущественные, и правители были вынуждены с ними считаться.

Господство евнухов в Китае явилось следствием уединенной жизни императора, которую он должен был вести согласно этикету. Сын Неба редко покидал свой дворец, в путешествиях министры видели своего повелителя только на аудиенциях, где они обращались не непосредственно к нему, а к чиновникам (чаще всего евнухам), окружавшим трон.

Именно евнухи доносили мнение и советы сановников императору, и верность сообщений целиком и полностью лежала на совести передающих. Они являлись единственным каналом связи императора с внешним миром. Неуемное властолюбие евнухов доходило до того, что, если повелитель мешал им, его могли устранить физически. Так жертвами скопцов нередко становились даже императоры и члены их семей. Например, евнухи скрыли смерть императора Цинь Шихуанди, и пока процессия с его телом (император скончался в путешествии) следовала по стране, евнухи делали вид, что кормят его, зачитывали какие-то указы, якобы подписанные Сыном Неба, и скрыли завещание, по которому назначался наследником неугодный им принц. Вместо этого они сфабриковали послание, приказывающее принцу и преданному ему военачальнику покончить с собой, и возвели на трон принца, удобного для воплощения их замыслов.

Власть евнухов неоднократно пытались ограничить, и некоторые императоры завещали своим потомкам держать евнухов в узде. "Сделаешь их своими доверенными, – предупреждал император Тайцзу (Чжу Юаньчжан, 1368–1398), – душа заболит, сделаешь своими глазами и ушами – глаза и уши испортятся". Этот император считал, что евнухи и родственники императора по женской линии наносят вред делу политического управления страной. Они нужны во дворцах, но там они должны быть только рабами и слугами и прислуживать императору, подавая вино или подметая пол. Опасения императора оказались не напрасны. Следующий император, Ченцзу (1403–1424), захватил трон с помощью евнухов, и они узурпировали власть. Во второй половине правления династии Мин евнухов было несколько десятков тысяч, а к концу периода Мин их насчитывалось несколько сотен тысяч. При дворе евнухи захватили 24 присутственных места, 12 департаментов и 8 управлений. Их грозная камарилья назначала сановников, казнила министров, обирала народ, и империей от имени императора фактически управлял евнух Вэй Чжунсянь.

Подобно евнухам дворца Топокапи китайские евнухи полностью контролировали сексуальную жизнь повелителя. Только от них зависело, возвысится ли наложница или напротив, умрет в забвении, прислуживая более удачливым товаркам. Отсутствие гениталий отнюдь не мешало евнухам ласкать красавиц, и, пока правители были заняты своими делами, евнухи отнюдь не скучали в обществе их жен. Тем более что среди кастратов ходила легенда – в результате постоянных сексуальных контактов утраченные органы вырастают снова. Китайский евнух Ли Го был слишком пылок, и на теле наложниц оставались укусы и синяки. Император обнаружил эти следы страсти и, поскольку вход в гарем был запрещен всем, кроме императора и евнуха, то вычислить виновника не составило особого труда. Страшная кара обрушилась на Ли Го: он был приговорен к разрезанию на мелкие куски. Однако большинство высокопоставленных евнухов были более осмотрительны и использовали для эротических забав наложниц низшего ранга, разочаровавших императора. Нередко первая ночь любви становилась единственной для юной наложницы, не сумевшей угодить императору.

ИМПЕРАТРИЦА ЦЫСИ

В таком положении оказалась и Лань Кэ – наложница самого низшего пятого ранга, будущая всесильна императрица Цыси, последняя великая правительница из династии Цин.

История жизни той, что возвысила евнуха Ли Ляньина и на протяжении почти полувека железной рукой правила гигантским Китаем, напоминает скорее миф, чем реальную биографию. К концу жизни ее полный официальный титул звучал так: Милосердная, Счастливая, Благодетельная, Милостивая, Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокомысленная, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная, Лучезарная.

А в самом начале жизненного пути ее звали Лань Кэ (Нефритовая Орхидея), она происходила из достойной, но обедневшей семьи. Ее отец Хой Чжэн вел полную превратностей жизнь государственного чиновника: он впадал в немилость, возносился высоко благодаря удачному стечению обстоятельств, сидел в тюрьме за растрату, потом нашел новых покровителей…. В конце концов он умер, оставив вдову с дочерью практически без средств к существованию. Лань Кэ слыла красавицей, ее типично маньчжурскую внешность дополнял живой характер. В детские годы она была помолвлена с блестящим молодым человеком, сыном высокопоставленного офицера. Но разорение семьи положило конец этой помолвке, несмотря на то, что Жун Лу продолжал обожать свою избранницу, да и она отвечала ему взаимностью. Пылкая и самолюбивая Лань Кэ приняла решение – взойти на самый верх и облагодетельствовать свою семью, в первую очередь мать. "Когда она отправилась к подругам, ее заметил евнух, – сообщается в "Сказании о тринадцати маньчжурских императорах". – Лань Кэ нарочно постаралась попасться на глаза императорским посланцам…"

Между тем даже попасть в соискательницы являлось непростым делом. В Китае существовало 9 чиновничьих рангов, среди которых 9-й считался самым низшим. Как можно узнать из "Заметок о цинском дворе", вышедших в Пекине, в конкурсе могли принять участие только дочери чиновников выше третьего ранга. Но и они просеивались сквозь мелкое сито – из знатных девушек отбирались лишь те, у которых восемь иероглифов, обозначающих даты рождения, считались благоприятными. 14 июня 1852 года 60 маньчжурских девушек достойного происхождения предстали перед взором вдовы покойного императора Даогуана. После смотрин гарем пополнили 28 наиболее достойных, среди них оказались младшая сестра покойной жены императора Сяньфэна по имени Нюхулу (будущая Цыань) и шестнадцатилетняя Лань Кэ (будущая Цыси).

В императорском гареме существовала неизменная табель о рангах: помимо законной жены, одна хуангуйфэй – Императорская Драгоценная Наложница, две гуйфэй – Драгоценные Наложницы, а дальше – от четырех до 72 обычных наложниц третьего класса – фэй, 84 наложницы четвертого класса – бинь, и остальные – 120 наложниц пятого класса – гуйжэнь… Не обладая особым статусом, Лань Кэ пополнила самую низшую категорию женщин, которые обитали в маленьких домиках в самой дальней части императорского сада. Эти женщины жили скромно: у них было мало прислуги, большую часть времени они занимались рукоделием, изготавливая одежду, обувь и косметику для более удачливых товарок. Впрочем, девственницы имели шанс подняться выше, их имена были написаны на нефритовых жетонах, которые лежали на специальном блюде в покоях императора. Когда правителю хотелось чего-нибудь новенького, он наугад брал жетон с блюда и отдавал евнуху, а чаще просто отдавал приказ привести к нему новую девушку, оставляя евнуху право на выбор кандидатки. Вероятно Лань Кэ смогла заручиться симпатией этой курии, хотя как ей это удалось – история умалчивает. Однако известно, что девушка была бедна, как церковная мышь, так что о подкупе речь не шла.

Орхидею принялись готовить к августейшей ночи. Ее раздели, омыли, умастили благовониями, а потом, не одевая, завернули в покрывало из пуха цапли (цапля издревле считалась символом чистых намерений, ведь к императору с другими нельзя). Обнажали наложниц также и с целью безопасности: в таком виде она не могла прихватить с собой холодное оружие. Затем наложницу, следуя дворцовому регламенту, доставляли в опочивальню императора. Здесь евнух снимал с нее покрывало и сам удалялся. По правилам имя наложницы записывали в специальную книгу, а также отмечался день и час пребывания наложницы в императорских покоях: таким путем определялась законность рождения ребенка от императора.

Лань Кэ попала в императорскую постель, но… не произвела впечатление на императора. Все закончилось очень быстро – так быстро, что главноуправляющий Палаты важных дел, который ожидал окончания постельной церемонии в соседней комнате, даже не успел крикнуть: "Время пришло!"

Существовал такой обычай: если наложница задерживалась в опочивальне надолго, главный евнух, заботясь о том, чтобы император не перетрудился, обязан был прокричать: "Время пришло!"

Не откликнется Сын Неба в первый раз – кричи еще. Не откликнется снова – кричи в третий раз. Ну а на третий раз государь просто обязан был отозваться, как бы ни был увлечен "прогулкой меж золотистых лилий".

Европейские историки любят рассказывать о нравах и сексуальной распущенности великих представителей царственных фамилий - от гламурной Франции до "дикой" России, - как бы исподтишка восторгаясь их ненастностью, изобретательностью и изысканностью в любовных утехах. За это им прощались иной раз и политические ошибки, и жестокость, и крушения империй. Однако в то же время на другом конце света, на Востоке, происходило все то же самое, но с удвоенным блеском и масштабом.

Между тем пряный аромат восточной экзотики только добавляет интереса. Вот и история женщины, которая на протяжении почти полувека железной рукой правила гигантским Китаем, напоминает скорее миф, чем реальную биографию. К концу жизни число ее титулов доходило почти до двадцати: Милостивая, Благодетельная, Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокая, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная, Лучезарная… Звали ее императрица Цыси, последняя великая правительница из династии Цин.

Девочка родилась в 1835 году в знатной, но обедневшей маньчжурской семье. При рождении ей дали имя Ланьэр (Орхидея). Для маньчжуров рождение девочки могло быть как счастьем, так и горем - в зависимости от того, какое будущее хотели для нее родители. Единственная "карьера", которую могла сделать такая девочка - стать наложницей в императорском дворце, а судьба наложниц далеко не всегда была счастливой. Они за свою жизнь могли даже не встретиться с императором, а других интересов и других мужчин в их жизни быть не могло. Поэтому маньчжуры, имевшие красивых дочерей, прятали их от императорских евнухов. Однако Ланьэр с детства была чрезмерно честолюбива и сама стремилась во дворец, чтобы завоевать там как можно больше власти. В 1853 году ее заметили и забрали из семьи.

Императорские наложницы делились на пять разрядов. Первый, самый важный - хуан гуй фей (императорская драгоценная любовница), затем гуй фей (драгоценная любовница), фей (любовница), бинь (что можно перевести как "сожительница"), гуй жень (драгоценный человек). Последние были низшим рангом наложниц, и именно к ним была причислена Ланьэр. Она была неловкой неотесанной девочкой с неправильными чертами лица и еще не оформившимся телом. Поэтому при первой встрече с императором не смогла удовлетворить его взыскательный вкус, в том числе и в сексуальных утехах.

Однако это не остановило Ланьэр. Все выделяемые ей на украшения и маленькие удовольствия деньги (а наложницам платили примерно 150 лянов в год - около 400 долларов по современным масштабам) она отдала одной из самый знаменитых проституток города, которая тайком научила ее самым изощренным эротическим ухищрениям. Кроме того, Ланьэр училась танцам, пластическому движению, много читала, тщательно ухаживала за своим телом и подкупала близких к императору придворных. В конце концов однажды ей удалось подстроить так, что ее шатер оказался на пути следования стареющего императора Сянфэна, который услышал дивный женский голос, певший прекрасную песню. Обнаружив в шатре свою забытую наложницу, император был настолько потрясен ее искусством соблазнять и ублажать, что провел здесь несколько дней. Так девушка обрела новое имя и новое положение, став одной их императорских жен.

Императрица Цыси получила неограниченный доступ к сокровищам и власть над людьми. Она продолжила свое обучение, у изголовья ее кровати стояли шкафы с книгами; также она увлекалась традиционной китайской живописью, музыкой, верховой ездой и стрельбой из лука. Жизнь во дворце и идеальный уход позволили наконец расцвести ее красоте, о которой сохранилось немало исторических свидетельств. Побывавшие во дворце европейцы утверждали, что Цыси была необыкновенно хороша и всегда казалась моложе своих лет - в пятьдесят ей нельзя было дать больше тридцати, в семьдесят лет она выглядела сорокалетней. Возможно, способствовал этому выбранный режим питания императрицы: приготовленные различными способами рыба, утка и цыплёнок. Кроме того, каждый день для сохранения молодости Цыси выпивала большую чашку женского молока.

Но положение ее все еще оставалось шатким. У старшей жены императора не было детей, не могла никак забеременеть и Цыси. Правда, в апреле 1856 года она родила мальчика, которого назвали Тунчжи, однако существует вполне обоснованная версия, что настоящей матерью ребенка является одна из любимых наложниц императора Сянфэна, которая была убита сразу же после родов. Тем не менее статус матери будущего императора сразу же упрочил положение Цыси при дворе. Она сама теперь отбирала наложниц для императора и немедленно убивала тех, кто становился ему близок. Она же заменила всю прислугу и даже самых преданных императору слуг - гвардию из евнухов.

Но даже этого Цыси уже было мало. В 1860 году во время Второй опиумной войны император, императрица-мать Цыань, старшая императрица-жена и Цыси вместе с наследником трона скрываются от войск противника в провинции. Там произошел несчастный случай с Сянфэном, в котором опять же винят Цыси. Во время прогулки по озеру император, переходя из своей лодки в лодку Цыси, упал в воду, отчего заболел и вскоре умер.

С этого времени Цыси официально получает титул Великой императрицы. Но страной правит регентский совет при малолетнем Тунчжи, а Цыси, хотя власть ее огромна, приходится оставаться в тени вплоть до 1873 года, когда только вступивший во власть Тунчжи неожиданно умирает. Ходили слухи, что властолюбивая Цыси просто убила собственного сына. Как до этого именно она развратила его, посвятив во все тайны самых отвратительных пороков.

Сын Цыси, Тунчжи, рос в довольно необычной обстановке и был отдан на попечение наложниц и евнухов. С юных лет он вовлекался в самые разнузданные оргии в самых отвратительных притонах на окраине Пекина и познал все сексуальные извращения. Однако у юноши была жена - умная, образованная девушка из знатного семейства, но императрица относилась к ней отрицательно, опасаясь влияния на сына со стороны невестки. Сразу же после своего совершеннолетия и торжественной передачи ему власти Тунчжи умер. Официальная версия гласила, что причиной смерти стала оспа. Очевидно, организм молодого императора был ослаблен запущенными венерическими заболеваниями и не справился с инфекцией. Хотя, вопрос остается открытым: была ли это оспа или какое-то дьявольское изобретение Цыси из сферы ядов.

Цыси вновь объявила себя правительницей Китая. Однако когда Тунчжи умер, его жена была беременна. Если бы невестка родила наследника, он имел бы право со временем занять трон. Это не устраивало Цыси, однако еще одна смерть в императорскойсемья была бы вызовом знатным фамилиям. И тогда она создала совершенно невыносимую жизнь для невестки. Законы Китая были таковы, что несчастная даже не могла покончить собой - за это вырезали бы весь ее род. Тогда молодая женщина просто прекратила есть, что не относилось китайскими законами к самоубийству, и через несколько дней умерла от истощения, так и не родив наследника.

Счастливая Цыси назвала очередным императором своего юного племянника Цзай Тяна, которому дали императорское имя Гуансюй, что в переводе означает "бриллиантовый наследник". Цыси становится полноправной регентшей и на долгие годы полностью подчиняет себе Китай. Результатами полувекового правления Цыси, наполненного нескончаемой кровопролитной борьбой за власть, были несколько подавленных восстаний (тайпинов и ихэтуаней), несколько проигранных войн, ослабление авторитета власти и отсталость страны в технике и экономике.

Цыси безжалостно расправлялась с теми, кто стояли у нее на пути. Жестокость сочеталась в ней с хитростью, а хитрость со скрытностью. Ею была создана собственная шпионская сеть, опутавшая двор. Никакой заговор просто не мог осуществиться, поскольку Цыси так боялись, что иногда сами участники заговора сообщали ей о нем. У нее было множество любовников, а о чудовищных нравах во дворце Цыси ходили легенды. В разное время при ней находились даже лже-евнухи, которые пользовались почти неограниченной властью пока были фаворитами. Тем более что в сексе Цыси была ненасытна. Через ее спальню прошли тысячи мужчин, и не было бы таких извращений, которые остались бы неизвестными для этой женщины. Например, ее любимый евнух Ли Ляньин привязывал к своему телу молодого мужчину и совершал с его помощью половые акты, услаждая таким образом свою повелительницу.

ноги так, что ступня не могла расти. Пальцы загибались внутрь, кости плюсны выгибались дугой, и ступня превращалась в "копытце". Причем идеальными по размеру они считались в том случае, когда длина основания ступни не превышала трех дюймов. Ходить при этом без специальной обуви становилось невозможным.

Когда в 1900 году разразилось "боксерское восстание", Цыси разрешила своим войскам убивать иностранцев, в которых видела главную угрозу древним традициям Китая. Иностранные державы послали войска, чтобы спасти своих граждан. Императрица вынуждена была бежать. Пища ее была скудной, власть иденьги она потеряла. В стране царили беспорядок и насилие. Но затем "боксерское восстание" было подавлено союзными войсками, и Цыси разрешили вернуться в Пекин. Любыми способами она стремилась оградить себя от попыток держав-союзниц лишить ее власти. Она поняла, что для этого необходимо изменить имидж, и в итоге стала свидетельницей ненавистных реформ, начатых в Китае под влиянием Запада.

Императрица Цыси пережила своего племянника Гуансюй всего на 24 часа. Он не правил в стране, но пользовался большим уважением у народа, чем вызывал ненависть тетки. Считается, что Гуансюй был ею отравлен. И это было последнее злодеяние, которое успела совершить на этом свете императрица Цыси. Умерла императрица Цыси в 1908 году. Причиной смерти, по официальной версии, стал инсульт. Однако известно, что под конец жизни она пристрастилась к опиуму, пытаясь изгнать с помощью наркотических видений из своей памяти все кровавые ужасы своего прошлого.

Вместе с тем она была несомненно очень умным, тонко чувствующим человеком, сохранившем в сердце крохи сентиментальной любви. Рассказывают, что она носила крохотные жемчужные серьги и никогда их не снимала. Эти серёжки подарил ей император Сяньфэн, когда она впервые вошла во дворец. Серёжек было четыре, поэтому Цыси пришлось проколоть в каждом ухе по две дырочки.

Василий СЕРГЕЕНКО.